же это всё закончится?..» – тоскливо думал мальчишка, с трудом переставляя ноги. Под сапогами мерзко скрипел снег, а лицо царапал холодный ветер, норовя забраться под дублёнку. Кончики пальцев в рукавичках замёрзли так, что пришлось сжать руки в кулаки и спрятать в карманы, чтобы хоть как-то отогреть.
До дома и кровати оставалось ещё пятнадцать минут ходьбы, а до лета, тепла и солнца… Ох-хо-хох…
Когда постоянно, год от года, зима длится шесть месяцев, к этому привыкаешь и почти не обращаешь внимания. Но это… Это уже не шесть месяцев. И это уже ни в какие ворота не лезет!
Данька сердито перелез через снежные завалы и вышел на проезжую часть.
Весна называется. Начало апреля! Да в прошлые года в это время, ну пусть, не ручьи бежали, но зато хоть солнце палило и весной пахло. А сейчас что? Ни солнца, ни даже запаха весны. Один только промозглый ветер и холод. Зима, потеряв всякий стыд, даже и не собиралась уходить. Казалось, что с каждым днём она только входит во вкус и вдохновенно наметает новые сугробы, засыпает дороги снегом, вымораживает квартиры и сердца. Даня уже с трудом помнил, что такое «тепло», и как это можно ходить без дублёнки, шапки, варежек и тёплых сапог. Так, глядишь, и в лето вползёшь и не заметишь даже. Да и как тут заметить, если только снег кругом?!
Данил со злостью оглянулся и едва успел прыгнуть вперёд на обочину дороги. Сзади, визжа тормозами и едва не задев его боковым зеркалом, пронеслась белая «Волга». Где-то рядом послышались оханья старушек. А Данька, не снижая скорости, перемахнул сугроб и, не глядя, чесанул за ближайший дом.
Говорят, что в такие моменты перед глазами проносится вся жизнь. Теперь он знал точно, что всё это ерунда. Ничего у него перед глазами не проносилось, а в голове стучала только одна мысль: «Сейчас же выйдет и уши оторвёт!..»
Именно эта мысль и гнала Даньку через три двора подряд, придавая сил. Но очень скоро понял, что никто его не догоняет, и силы покинули его. Тяжело дыша, он привалился к стене дома. Ноги подкашивались, руки дрожали, сердце билось как бешеное, а голова была ясная-ясная. Сна ни в одном глазу.
Двор был знаком. Бывал он тут несколько раз с друзьями. Вот и завязанные узлом качели, и покосившийся турник, и скамейки почти полностью погребённые под снегом… Двор как двор – самый обычный. Сейчас тихий и безлюдный. Поэтому, когда кто-то сбоку очень шумно вздохнул, Данька аж подпрыгнул.
Рядом, пряча руки в карманы старенькой дублёнки, стоял дедушка. Его седая борода покрывала почти всё лицо, и рассмотреть можно было только морщинистые щёки, нос и блестящие тёмные глаза. Даня сразу узнал его. Каждый год, как только земля покрывалась тонким слоем такого чистого и долгожданного снега, этот старичок вместе с окрестной ребятнёй лепили первого снеговика. Как-то раз и Даньке посчастливилось оказаться в этой компании. И он никогда не забудет того снеговика. Вроде бы ничего особенного: тот же снег, то же солнце, так же бегаешь, накатывая снежные шары, хохочешь – сто раз это делал. А вот всё равно – примешься вспоминать, и вспомнится именно этот случай. Ярким он был и каким-то сказочным, будто не снеговика лепишь, а чудо.
Эта мысль неожиданно пришла на ум Даньке, пока он смотрел на дедушку.
– Эх-хе-хе… И ведь никто так и не проводил… – ещё раз вздохнул дедушка, глядя куда-то поверх деревьев. – Жалко её…
– Кого? – неожиданно сам для себя спросил Данька.
Дедушка обернулся, посмотрел на него как-то удивлённо, моргнул глазами и тихо ответил:
– Зимушку.
– Да чего её жалеть? – вырвалось у Данила помимо воли. – Нас бы кто пожалел!
Дедушка хмыкнул и улыбнулся в бороду.
– А ты, значит, зиму у нас не любишь? – насмешливо спросил он, с прищуром глядя на Даньку.
«А чего её любить? Надоела уже!» – хотел ответить тот, но вовремя спохватился. Дедушка-то, судя по всему, зиму любил. И обижать его резкими словами Даньке не хотелось.
– Ну, не то чтобы… – замялся Даня, подбирая слова. – Просто долгая она какая-то в этом году. Вот если бы она сейчас ушла, то, может быть, на следующий год я бы её ждал.
– Ждал бы, говоришь? – протянул дедушка.
И в голосе его уже не было прежней насмешки, да и глаза смотрели по-другому, по-новому.
– А знаешь, – тихо улыбнулся дедушка. – Слепил бы ты снеговичка.
– Что? – удивился Данька.
– Снеговичка, – повторил дедушка. – Мне уже пора – время вышло. А ты обязательно слепи.
Сказав это, дедушка развернулся и медленно пошёл вглубь двора по свежему нетронутому снегу. А Даня ещё долго стоял, ошарашено глядя ему в след, потому что следов на белом снегу дедушка за собой не оставлял.
Как он вернулся домой, Данька не помнил. Вернулся и всё. Рассеянно поужинав, он ещё несколько минут так же рассеянно побродил по дому, а потом вспомнил, что хотел завалиться спать. Выключив свет и закрыв дверь комнаты, Данька закутался в плед и лёг на кровать. Заснуть не получалось долго. Слишком много впечатлений было для одного вечера – мозг бурлил, выхватывая то одно, то другое воспоминание.