стать и становится потоком освящений. Христос – таинство всего творения, искупленного Им и в Нем отразившегося. Если начаток свят, то и целое; и если корень свят, то и ветви (Рим. 11:16). Если корень – Слово, ставшее плотью, то пор́ осли Его суть те дела, в которых Божие и человеческое соединяются воедино, да и сама ткань творения становится «плавательным средством» Духа.
Здесь Евангелие собрано в двух словах и заключено в три вести: одна возвещает историчность Иисуса из Назарета, Который жил среди нас, другая предоставляет нам язык для веры в Господа, Которого не видел никто никогда, третья открывает – и здесь имя становится непреходящим событием – что Их союз, единство Иешуа и Того, Кто сотворил небеса, обнаруживает или являет себя тогда, в то мгновение, когда мы провозглашаем Иисуса Господом в беспредельности настоящего. То, что мы произносим устами, во что веруем или стараемся уверовать сердцем, соединяет в себе отделенный от нас исторический факт в прошлом и горизонт новой встречи. Слово стало плотью внутри человеческого существования, неотделимого от его жизненных ритмов – рождения, возмужания, старения, кончины. Господь обитает по ту сторону наших времен, и Он – «с нами Бог», Бог в том времени, которое выпало нам на земную долю: «при Понтийском Пилате», как говорит наш Символ. Но также при Нероне, Константине Великом, Грозном Иване, Сталине, Пол Поте, Лукашенко, всяком временщике при текущем времени. Он – Тот, Кого пророк называет Ветхий днями (Дан. 7:9), и возраст Его включает в себя пропасть шести дней творения, но также безмерность эсхатологического чаяния о преображении всей твари.
Следуя за Его именем, мы находим и Младенца в пеленах, лежащего в яслях (Лк. 2:12), Которого Его Мать, Его родственники носили некогда на руках, пели Ему колыбельную. Видим крест, тянемся к Воскресению, и все это вписывается в то неиссякаемое настоящее, которое «было, есть и грядет» и пребывает с нами как обновляющаяся икона Его обитания на земле.
В евхаристическом присутствии человеческое время в трех его измерениях становится таинством сосуществования с Тем, Который есть, был и грядет (Откр. 1:8). Время может свернуться как свиток (Откр. 6:14) или, напротив, распахнуться настежь и не сворачиваться, когда оно исполнено Христом, ибо Он вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13:8). Он – «течет» в истории мира, в нас самих.
Сама возможность заключать Слово в образы или фигуры речи есть знак Его доверия; доверие это вытекает – да простят мне кощунственную угловатость языка – из самой «логики» или, скорее, «беззащитности» Воплощения. Невидимое отдает, как бы вручает себя видимому, являет себя в зримых вещах. К ним можно прикоснуться, им можно поклоняться, но при помрачении человеческом над ними можно и издеваться, топтать их, сносить, вычеркивать из списка сущих. Однако и это помрачение с самого начала было Богом предусмотрено, когда Он пожелал стать Человеком и согласился человеками быть прибитым ко кресту. Распятие