мацающие их, как тесто.
– Готова ли ты принять Благодать?
– Да… – сорвалось с её пухлых губ. – Да, о да.
– Тогда ты знаешь условие. Покаешься ли ты перед Кругом в своём самом страшном Грехе? – спросил Глашатай ещё тише, но так, что услышали все.
Инна медлила.
– Ибо нет места Истине в сердце, где живёт Ложь, – увещевал Глашатай мягко, но настойчиво. – Нет места Благодати в голове, где поселился Грех.
Инна зажмурила глаза и сделала шаг вперёд. Она решилась.
– Когда я была девочкой, я подсматривала за родителями, как они делали секс. – По толпе пронёсся вздох. – Я вожделела… Я вожделела своего отца. Поэтому я слепну. – Она всхлипнула. – За это мне наказание.
– Зрение вернётся к тебе, Инна, Жаждущая Истины, – сказал Глашатай кротко. Он притянул её к себе и поцеловал в щёку. Из-под век женщины потекли слёзы.
Затем Глашатай Давид порывисто отошёл в сторону. Повернулся спиной к толпе. Его голова упала на грудь. Он казался Олегу скверным ярморочным фокусником, однако зал замер в предвкушении.
Ударил гонг. Плечи Глашатая мучительно вздрогнули. Руки взметнулись к груди, и было похоже, что он пытается её расцарапать. Несмотря на эхо гонга в ушах, Олегу послышался другой звук – слякотный, рвущийся, как будто что-то лопнуло. Ванна, в которой умер наркоман, вновь предстала перед его мысленным взором. Плечи пастыря вздрогнули сильнее. Потом он повернулся, простирая к собравшимся правую руку. С его пальцев свисало нечто, напоминающее два длинных и плоских медицинских жгута. Они слабо шевелились. Зал ахнул – не от отвращения, а в экстазе.
Олег подвинулся, выбирая лучшее место обзора для камеры.
Не опуская руку, Глашатай направился к Инне. Та взирала на происходящее с выражением, которое Олег не мог угадать.
Когда Глашатай подошёл к женщине вплотную, «жгуты» принялись извиваться энергичнее. Просто колошматили воздух. В их движениях алчность сочеталась с целеустремлённостью. Взяв свободной рукой Инну за затылок, Глашатай поднёс «жгуты» к её лицу. Инна вновь зажмурилась.
– Один для головы, – объявил Глашатай в перерывах между ударами гонга. – Второй для сердца.
Черви – не чем иным эти полоски плоти не являлись – легко коснулись кожи женщины, будто пробуя на вкус. Распробовав, один паразит скользнул по губе Инны в ноздрю («Для головы», – повторил Олег про себя и поёжился), другой шустро вполз в приоткрытый рот. Глашатай отпрянул.
Женщина издала испуганный вздох, больше напоминающий короткий крик. Её затрясло, будто через тело пропустили слабый ток. На подбородок выкатился пузырик слюны. Краснота залила лицо. Глашатай пристально наблюдал за происходящим. Зал безмолвствовал.
Так продолжалось около минуты, после чего дрожь унялась, дыхание выровнялось. Инна несмело открыла глаза и часто заморгала. Её руки вспорхнули вверх. Пальцы обшаривали лицо. Она выглядела ошеломлённой.
А затем женщина сняла очки, и с её губ сорвались два слова:
– Я вижу.
«Ну,