закалённые в боях, где быстрота мысли да сноровка тела проверяется самой смертью. Некоторое время они неспешными пружными от сдерживаемой до поры силы шагами кружили в середине кола, неотрывно глядя друг другу в очи, дабы уловить даже не движение супротивника, а мысль о нём. Коренастый тысяцкий Северской тьмы пардусом ринулся на супротивника, стараясь ухватить его десницей за шею, да в последний миг тот увернулся от железной руки и сам, обхватив тысяцкого за пояс, рванул его вверх, дабы опрокинуть наземь. Но ловкий тысяцкий обвил своей ногой, будто смоляной вервью, ногу супротивника, и тем не дал ему завершить бросок. Ещё через миг оба, не удержавшись, рыча и извиваясь, стали кататься по прошитому корнями пырея песчаному полю. Едва один оказывался сверху, как в тот же миг другой умудрялся сбросить его и сам старался зажать соперника в тиски могучих рук. Наконец, вои Северской тьмы дружно взревели, засвистели и запрыгали на месте – их тысяцкий сумел так заломить в прочном «замке» руку и шею супротивника, что тот уже не мог вырваться и застучал ладонью оземь.
– А что, Хорсунянин, – вдруг обратился князь к посланнику, – не желаешь ли силушкой в борьбе помериться?
Уста патриция тронула лёгкая улыбка, он кивнул, вскочил и сноровисто принялся снимать верхнюю одежду, готовясь к схватке. Грек оказался ладно скроен, крепкие мышцы волнами заходили под загорелой кожей, когда он стал разминать суставы рук и ног. Стоявшие вокруг одобрительно закивали, оценивая тело атлета, отшлифованное многими упражнениями. Многие воины молодой дружины даже если и были сильнее грека, но такой точёной фигурой похвастать не могли.
Младой сотник под ободряющие возгласы соратников вышел в круг, кипя нетерпеливой решимостью, уверенно переступая по истоптанному песку. Карие очи патриция вспыхнули азартным огнём поединщика, в коем нет места ни страху, ни робости. Сотник сразу бросился на Хорсунянина, как дикий камышовый кот, но с ходу не смог одолеть супротивника. Не удалось это ему и вдругорядь. Распалившись от неудачи ещё более, он в третий раз кинулся в бой совершенно отчаянно и тут же поплатился за горячность, распластавшись на песке после ловкого броска Хорсунянина. Вскочив на ноги, сотник ещё стремительнее метнулся к супротивнику и снова полетел на истолчённый ногами песок. Раскрасневшийся от падений и обиды молодой сотник готов был броситься в новую схватку, но его остановил своим хриплым окриком старый полутысяцкий Хорь, строго следивший за ходом поединка. Перечить судье в кругу не полагается, и сколь ни раззадорен был молодой сотник, но приказу подчинился, хоть и набычившись да недовольно сопя. Юноши криками приветствовали победу византийского посланника, тот, улыбаясь, поднял правую руку со сжатым кулаком и пошёл одеваться.
– Послушай, Хорь, – тихо молвил Варяжко, подойдя к полутысяцкому, – а ты против посланника никого из более опытных борцов не мог выставить? Не по чину как-то получается…
– Эге, – хитро прищурился старый воин, – с добрым поединщиком хочешь не хочешь, а стараться изо всех