Танаиса и других градов Альказрии, с Дона и берегов Сурожского моря спешили на означенное князем место встречи. Радостны и крепки были богатырские объятия, дружной общая вечеря. А после того темники собрались у самой большой из морских лодий, что стояла, уткнувшись крепким бревном днища, в песчаный берег залива. Лодия сия была спущена перед самым походом, и теперь Святослав оглядывал её крутые, ладно изогнутые бока, нежно поглаживая их мозолистой рукой, будто гордую выю резвого скакуна.
– Добрую лодью мастер Орёл срубил, ладная да прочная, глядите, братья темники, не простая ведь работа, волшба, самая настоящая! – восторгался обычно скупой на похвалу князь.
– А в ходу-то как легка, – пробасил Притыка, – вроде и ветер один для всех, и оснастка та же, да только бежит всё время впереди, так что мы с кормщиком опасались, как бы остальные лодьи из виду не потерять.
– Что скажешь, морской человече, – обратился Святослав к Хорсунянину, который также внимательно оглядывал новую лодью, иногда постукивая по смоляному боку костяшками пальцев, – оцени, брат, работу мастеров наших.
– Работа ваших мастеров совсем другая, – в раздумье молвил посланник. – У нас хорош тот мастер, который точно по составленному чертежу, по канону корабль сработает, а у вас настоящий мастер немного по-своему творит. Каждый корабль иной. Мы строим по науке, а вы больше по тому, как сердце подскажет.
– Верно речёшь, брат, но это тоже наука, только другая, волховская, – заметил князь. Потом добавил: – Станем теперь снова крепко в Подунавье, будет, как прежде, сие море Русским зваться, и много таких добрых лодий понадобится.
– Княже, – подал голос Ворон, отвёл Святослава чуть в сторону и тихо доложил: – Изведыватели вернулись из Килина да Нов-града Дунайского с недоброй вестью. Рекут, в Нов-граде послы наши казнены по приказу болгарского царя, а головы он повелел на колья насадить, чтобы каждый болгарин, проезжая мимо, на них плевал…
Святослав помрачнел. Отойдя от красавицы лодьи, будто не желая, чтобы злая ненависть касалась её стройных бортов, князь обвёл тяжким взором темников и громко повторил слова главного изведывателя. Молнии блеснули в очах князя, а крепкие скулы жёстко обозначились.
– Таков, значит, ответ болгарского царя… Что ж, пусть теперь силу булата нашего испробует и уразумеет, что кровь посланников ему дорого обойдётся!
– Зачем наперёд гонцов посылать? – тихо спросил кто-то из молодых тысяцких. – Лучше напасть на врага неожиданно, когда он не готов к обороне, тогда и победа будет быстрая!
Притыка, услышав эти слова, хотел резко ответить, но, не желая спора в скорбную минуту и снисходя к юности тысяцкого, коротко произнёс:
– Не годится Киеву так делать. Русичу надо в честной борьбе силу мерить, а прежде дать противнику возможность выбора: начинать ли войну или, может, согласиться на дань.
Дружинники устраивались на ночлег, кто на лодиях, кто у шуршащей песком и мелкой галькой волны, кто вокруг небольших костров. Темники с князем и Калокиром