а ногах и больше следили друг за другом, чем глядели на пирамиды, которые были совсем не такими, какими я видел их из сибирского далека.
Вдруг я почувствовал чей-то пристальный взгляд и обернулся назад.
Метрах в двадцати от меня мелькнула толстая фигура и скрылась за восточным углом пирамиды Хеопса. Я пожал плечами и, задрав голову вверх, начал искать вход в пирамиду, где только что исчезли мои крепконогие спутники. За спиной звякнули пустые банки, я снова обернулся и увидел толстяка – он осторожно спускался по горе мусора, сжимая в руках огромный топор и безумными глазами глядел на меня.
Мне стало не по себе. Я запоздало вспомнил слова инспектора ОВИРа о той опасности, что грозит советскому человеку, если он отрывается от спасительной тройки – и рванулся что было сил по песчаному бархану к пирамидному входу, однако ноги мои от страха подкосились, и я скатился вниз, где меня ждал толстяк.
Он тронул меня рукой за плечо и очень вежливо спросил:
– Тебя зовут Евгений?
– Да, Евгений.
Толстяк бросил топор и присел рядом со мной.
– А меня ты помнишь?
– Нет.
Незнакомец подпрыгнул и несколько раз – весьма опасно – дрыгнул ногой.
– Мы с тобой под лавкой на вокзале в Москве прятались от милиции – помнишь?
– Извините, мистер – я не помню, потому что мне часто приходилось ночевать под лавкой.
Толстяк яростно подпрыгнул и завопил:
– А помнишь, как мы ехали на крыше вагона?!
Я закивал головой и потихоньку начал выбираться из ямы.
– Да, сэр – я помню.
– А ты помнишь как меня зовут?
– Нет, – честно признался я.
И тогда незнакомец с удовольствием ответил:
– Рухолла Гасан…
У меня что-то дрогнуло в душе, и я радостно крикнул:
– Гасан Абдурахман ибн Хаттаб?!
– Я!
Мы бросились друг другу в объятия, однако я был смущен тем, что так и не вспомнил, кто такой Гасан Абдурахман, потому что видел его в первый раз, тем не менее, дружески хлопая приятеля по плечу, я спросил, поглядывая с надеждой на вход в пирамиду:
– А чем ты здесь занимаешься?
– Да вот пять лет назад получил от Департамента Древностей лицензию на раскопки…
– И есть успехи?
Толстяк преувеличено испуганно огляделся по сторонам, подобрал топор.
– Иди за мной – объясню потом.
Было жарко, душно – мы с трудом взобрались на кучи мусора и песка. Я хотел присесть на корточки, чтобы перевести дух и немного помечтать о морозной сибирской зиме, как вдруг в гулкой тишине услышал невдалеке щелчки, оглянулся по сторонам и увидел египетского феллаха, который целил в нас из двуствольного ружья.
Едва мы упали, как раздались выстрелы, и над моей головой свистнули пули, но к нашему счастью рядом находилась грань пирамиды. Мы прыгнули за нее, и я хотел сказать: «Пока, приятель – я не играю в такие приключения» – но мой приятель так рванул меня за руку, что из моей упревшей головы выскочили все благоразумные мысли, навеянные мудрыми и заботливыми инспекторами ОВИРа.
– Бежим – там стоит моя машина! – крикнул Гасан Абдурахман, указывая топором в сторону сфинкса.
И я помчался что было силы, вжимая голову в плечи, ожидая каждую секунду двойной выстрел за спиной. Мы проскочили три маленькие пирамиды, не встретив ни одного человека, и я, задыхаясь от горячего воздуха, спросил Абдурахмана:
– Почему здесь никого нет?
– А какай дурак попрется в такую жару на Гизе! – ответил Абдурахман.
Он на короткое время остановился, прислушался – где-то ревел мотор.
– Туда, – сказал толстяк и махнул топором в ту сторону, где завывал автомобиль.
И мы снова побежали – мне было все равно – я знал наверняка, что меня уже хватились товарищи по тройке, и по закону стукачества они обязательно должны были доложить о моей отлучке консулу, и я уже никогда не смог бы попасть за границу.
Я крепко держался за руку Абдурахмана и почти бессознательно бежал за ним.
Мы выскочили на песчаный бархан и увидели танкетку, которая медленно ползала по расплющенной голубой машине. Абдурахман в сердцах бросил топор и яростно вырвал из кармана шорт платок, утер им лицо.
– Я так и знал!
А между тем танкетка остановилась, а из открытого водительского люка вылезла девушка, она ловко прыгнула на верхнюю площадку и, разворачивая на турели крупнокалиберный пулемет, весело крикнула нам:
– Стойте на месте – я вас сфотографирую!
Абдурахман упал на песок и закрыл свою потную лысину топором, а я, обалдевший от жары, обернулся назад, потому что за спиной кто-то сильно закашлялся. К нам медленно шел давешний феллах, уже без ружья, хромая и держась рукой за левую сторону груди.
Мне стало жалко