неуютно, – согласился Лавуазен. – Я не стал бы там ночевать даже за целое состояние.
– Что вы сказали? – снова очнувшись от задумчивости, переспросил Сен-Обер. Едва хозяин повторил последние слова, из груди Сен-Обера вырвался стон, но чтобы скрыть болезненную реакцию, он поспешно спросил хозяина, давно ли тот живет в этих краях.
– Почти с детства, – ответил Лавуазен.
– Значит, вы помните покойную маркизу? – уточнил гость изменившимся голосом.
– Ах, месье! Прекрасно помню. Да и многие ее помнят.
– Я – один из них, – подтвердил Сен-Обер.
– Увы, месье! Мы говорим о самой красивой и самой добродетельной даме. Видит Бог, она заслуживала лучшей судьбы.
В глазах Сен-Обера снова заблестели слезы.
– Достаточно, – остановил он собеседника, не в силах справиться с чувствами. – Достаточно об этом, друг мой.
Крайне удивленная необычным поведением отца, Эмили воздержалась от вопросов и замечаний.
Лавуазен начал извиняться, однако Сен-Обер его остановил:
– Не стоит извинений. Давайте лучше сменим тему. Вы говорили о музыке, которая только что звучала.
– Да, месье. Но тише! Вот она звучит снова. Послушайте этот голос!
Все замолчали.
Возвышенный и нежный звук
Наполнил воздух, словно свежий ветер,
И тишину смутил. Молчанье захотело
Речь обрести, найти слова,
Чтобы ответить музыке[6].
Спустя несколько мгновений голос растворился в воздухе, а инструмент заиграл тихо, но полнозвучно.
Сен-Обер заметил, что он звучит мелодичнее обычной гитары, а меланхолией и мягкостью превосходит лютню.
Вскоре музыка стихла.
– Странно! – проговорил Сен-Обер, нарушая молчание.
– Очень странно! – подтвердила Эмили.
– Действительно, странно, – согласился Лавуазен, и снова воцарилась тишина.
После долгого молчания хозяин заговорил первым:
– Впервые я услышал эту музыку восемнадцать лет назад. Помню, стояла чудесная летняя ночь – совсем как сейчас, и я в одиночестве шел по лесу. Настроение было ужасным, потому что один из сыновей тяжело заболел, и мы боялись его потерять. Вечером я дежурил возле его кровати, пока жена спала после бессонной ночи, а потом вышел подышать свежим воздухом. Шагая под деревьями, я внезапно услышал мелодию и решил, что это Клод играет на флейте, как он часто делал, сидя у двери хижины. Но когда вышел на поляну – никогда не забуду! – и остановился, глядя на осветившее небесный свод северное сияние, вдруг услышал такие звуки… Невозможно описать. Словно играли ангелы. И я снова посмотрел на небо, ожидая увидеть крылатые создания. Вернувшись домой, я рассказал о том, что пережил, но мне никто не поверил. Все засмеялись и стали утверждать, что это пастухи играли на своих дудках. Переубедить я никого не смог. Но спустя несколько ночей то же самое услышала жена и удивилась не меньше меня. Однако патер Дени страшно ее напугал, сказав, что эта музыка предрекает смерть ребенка: мол,