словно сосуд для другой души.
Изабель Ретель-Бор
Солёный запах моря… Шелест и шипение волн… Холодная вода и зернистый песок под пальцами.
Определённо я нахожусь не в больничной палате. Не забивает дыхание въедливый запах лекарств и сам воздух не привычно удушливый, а свежий и холодный.
Холод…
Действительно очень холодно.
Титаническим усилием воли открываю глаза, моргаю и жмурюсь. В глаза светит яркое солнце, вызывая в глазах резь и слёзы.
«Боже… Что со мной произошло?…» – судорогой возникает в голове первая мысль.
Отодрав себя от земли, встаю на колени и руки. От этих движений дикая боль взрывает голову. Лихорадочный пульс отбивает, будто набатом невыносимо громкие удары в висках. Усилие, которое понадобилось, чтобы мне поднять голову, похоже на попытку выбраться из ванны с застывшим цементом.
Перед глазами всё плывёт, картинка размыта, но я отчётливо понимаю, что нахожусь на песчаном морском берегу.
На мне длинное тёмное платье – промокшее, от этого неприятно тяжёлое. Оно затрудняет, итак, едва дающиеся мне элементарные движения.
Очень холодно. Так холодно, что зуб на зуб не попадает. И самое печальное у меня абсолютно нет сил двигаться…
Двигаться?
– Ноги… Мои ноги… – шепчу не своим голосом.
Забываю о всякой боли и двигаю ногой – сначала правой, потом левой.
– Боже… Боже… Боже… – говорю, не веря происходящему и слизываю с губ морскую соль.
То, что я уже не я, понимаю окончательно.
На Земле меня с рождения сопровождал врождённый недуг – я не могла ходить. Вся моя жизнь прошла в инвалидной коляске.
А теперь у меня есть второй шанс! Шанс жить полноценной жизнью!
Забываю о боли и холоде, роняю больную голову на руки, продолжая стоять на коленях и навзрыд плачу, смешивая горячую влагу своих солёных слёз с морской водой.
Не знаю, где я нахожусь – в другом времени или же другом мире, но знаю точно – кто-то там наверху позволил мне прожить жизнь заново. Мне дали второй шанс и я ни за что этот шанс не упущу.
Собираю в руки мокрый песок и сжимаю кулаки.
Пусть будет другой мир, другое время – но отныне это теперь моя жизнь.
Только бы подняться на ноги и понять, почему я в воде.
Вдруг, издали слышу встревоженные крики. Сначала мне трудно разобрать слова, но вскоре до меня доносятся обрывки фраз.
– …бросилась со скалы!..
– …вон она!..
– …вижу её!..
– Графиня жива!
Довольно скоро меня начали окружать незнакомые люди с причитаниями:
– Что же вы это, графинюшка? Зачем решили убить-то себя? А мы как же без вас-то?
– Грех это. Большой грех.
– Да замолчите вы! Не видите что ль, у графини голова вся в крови. Целителя зовите! Да поскорее!
– Как только выжила-то?
– Видать, не время помирать…
– Какое там время, не время? Графиню сам Инмарий[1] уберёг. Глядите, сколько крови-то, ох, Бог милостивый.
Судя по одежде хлопочущих вокруг меня людей – я оказалась в средневековье.
Издаю мысленный стон, но тут же одёргиваю себя. Я здорова. Могу ходить.
И кажется, я – графиня.
Одна из женщин набрасывает на меня шерстяной плед. С удовольствием заворачиваюсь в него и предпринимаю попытку подняться самостоятельно, но головокружение и сильная тошнота не позволяют мне этой роскоши.
– Сейчас, графинюшка… Сейчас…
Один из мужчин – самый крупный и здоровый как медведь, осторожно поднимает меня на руки и все тут же шустро направляются наверх по узкой тропе.
Только сейчас вижу, что находилась я у подножия серо-чёрных острых, грозных и злых скал.
«Глупая графиня. Зачем понадобилось себя убивать? Я не умела ходить, но всё равно стремилась жить. У меня не было богатств, и выросла в детском доме, я не знала материнской любви и нежности, но я всё равно любила жизнь. Но как бы там ни было, надеюсь, ты нашла тот покой, к которому стремилась, раз решила свести счёты с жизнью».
– Целитель скоро будет. Только держитесь графиня. Ох, горе-то какое… – приговаривает и вздыхает женщина, утирает слезящиеся глаза грязным передником.
– Да хватит тебе завывать, Элен, – останавливает её причитания мужчина, что несёт меня на могучих руках. – Не видишь что ль, жива графиня наша. Жива.
– Не о том я судачу! Граф наш сгинул в проклятой войне. Дитя графинюшка не выносила. Голод наших деток морит. Тут любая со скалы бросилась бы!
– А ну умолкни, дура! – шикает на неё мужчина.
А я молчу и слушаю. Молчу больше от того, что жутко болит голова, да тошнит так, кажется, вот-вот и меня вывернет наизнанку. И перед