написанное привадило его в шоковое состояние. Прочел, и посмотрел на машиниста осоловелыми глазами.
– И это все?
– Да – безразлично ответил машинист.
Где-то в теле Радужного еще булькал чай, но мысли отдавали звучным эхом шока в голове.
–Значит, победа? – изумленно спросил через какое-то время Радужный.
–Значит, победа- так же равнодушно ответил машинист
– Что-то мне от этого совершенно не радостно – пожаловался товарищ
Машинист кивнул, высоко запрокинув свою голову …
Баррикада лопнула:все покрылось инеем и тишиной. Все вокруг онемело, замолчало навсегда. Только русское поле, пело своими колосьями, какую-то странную потустороннюю песню. Бывший Товарищ Радужный шел по полю, утопая в внешнем беззвучии, он шел на свет костров за горизонтом. Бывший Товарищ Радужный шел к бывшему Павшему Императору, который снова был жив…
Он знает. Император выслушает его. Уставшего, больного, голодного солдата. Услышит и даст хлеб и надежду. Бывшего солдата, бывшего Товарища, он выслушает и даст опору. Он не может иначе ведь он добр и всемогущ. А главное добр. И всемогуще добр.
Ранние стихи
Поезд
Поезд. Медленно ползет,
Незаметно дни проходят,
И куда часы уходят?
Ну, а поезд все идет.
В поезде есть пассажиры
Дамы с тонкими ногами, и румяными щеками,
Без помады или с,
В платьях сотканных из звезд,
Из тончайших цветом грез.
Смотря в полночь в свои окна,
На песчаные холмы,
Так же едут там кавалеры,
И вальты и тузы,
Едут в странном одеянье.
Перчатки с кружевами,
Костюмы с золотыми орденами,
Смотря в окна томно на песчаные холмы.
Но дорога камениста, хоть и вовсе не бугриста,
Рельсы и шпал на ней не видно,
Но что -то там стучит вблизи.
Смерть поэта
Поэта смерть настигла рано.
Оковы спали, странно стало все.
Он мог бы жить,
Как все.
Выпивать, гулять, писать
Любить вино, утрами погибать
Смеяться меховым смехом,
Быть счастливым человеком иль несчастливым- все одно?
Он жил бы.
И играл словами,
Печаль мою, превозмогая
Лепил бы смыслы из песков.
И оставил отпечаток на седину
Голодных волн.
Экспромт»
Никогда не поверю,
Что вопросы решают
Взмахи женских ресниц.
Я не верю шинелям,
И не верь церквям,
Там, где люди скрывают
Одеянием сердца,
Там, где гибнут дела не доведенные до конца,
Звук тоски раздаются из медных часов,
Может быть те часы, розданы нам на годы.
Ранние рассказы
Часы веры
Маленькие люди