отринули все правила Евклидовой геометрии. Части колоссального здания находились по отношению друг к другу под такими углами, вообразить и, уж тем более, воплотить в реальность которые не под силу ни единому человеку. Инопланетный храм, а возможно, хранилище, дом или что угодно иное, одинокое, беззвучное, звало и влекло к себе ужасом тайны, неким неопределяемым чувством, которое и рождало в сердцах завороженных его видом людей.
И, зачарованные жутким, но неотвратимым зрелищем, они подошли почти вплотную. Когда это случилось, удалось в деталях разглядеть циклопические, уходящие в недосягаемую высь полукруглые ворота. На фоне здания люди выглядели жалкими, беззащитными букашками.
Слева и справа от ворот возвышались многометровые колонны, низ которых усеивали крупные знаки, не имевшие ничего общего с земной письменностью.
Повинуясь неожиданному порыву, астронавт, у которого находился листок с загадочной псевдолатинской надписью, вытащил его и, как мог, прочёл зафиксированное неряшливым почерком вслух. Заканчивалась фраза чужеродным, но отчего-то смутно знакомым человеку звукосочетанием «фхтагн».
В тот же миг, сотрясая воздух, задвигались гигантские створки. Смрад и изначальная тьма ринулись наружу, туда, где правило бал нелепое подобие солнечного света, чтобы смести его со своего пути, поглотить, уничтожить на веки вечные.
А следом явился Он. И протянул к ним бесконечные, бессчётные отростки…
…Когда всё было кончено, Ньярлатхотеп огляделся по сторонам всей своей богомерзкой массой. На некотором отдалении Он заметил вторую потерпевшую крушение машину. К ней и направился, минуя машину первую: с ней, а равно и с её экипажем древнее божество уже успело разобраться.
Приблизившись к кораблю, Ньярлатхотеп запустил внутрь отросток. Он шарил и шарил в тщетной попытке выяснить хоть что-то о тех никчёмных созданиях, кои осмелились прийти к Нему и разбудить второй раз за прошедший, по Его представлению, совсем невеликий промежуток времени. Тёмные боги, а равно и Он, находились во Вселенной так давно и готовы были существовать ещё столь долго, что земной год казался Им лишь мигом – быстротечным, почти что мертворождённым.
Не в силах обнаружить ничего о месте обитания безрассудно наглых и бесконечно глупых визитёров, Ползучий Ужас переполнился праведным, с его точки зрения, гневом. Он разрушил летающую машинку, но это не принесло никакого облегчения.
Минуло неопределённое количество времени.
Ньярлатхотеп уже собирался вернуться обратно, в дом-храм на краю Вечности, в законную обитель и колыбель, когда прямо над Ним разверзлась дыра в континууме, дабы, судя по всему, исторгнуть из своего разверстого чрева очередных возмутителей спокойствия.
И тогда Он закричал. Не как кричит живое существо, в злобе либо страхе, но как безумно вопит создание, полностью сотканное из мрака, смерти и безысходного отчаяния других.
И земля содрогнулась под Ним, и воздух