Артур, – пробормотала она. – Я думала…
– Во-первых, Артур Борисович. А во-вторых, непонятно вообще, каким местом Вы думали? Я считал Вас серьёзным автором, но, видимо, я ошибался, – продолжал он уже другим тоном, куда более спокойным. – Очень сожалею, Анастасия Петровна, но дальнейшее наше сотрудничество едва ли возможно. Всего хорошего!
На этом он демонстративно взял в руки телефонную трубку, показывая, что разговор окончен.
– Счастливо оставаться, – с трудом проговорила Стася, прежде чем выйти из кабинета.
На улице, несмотря на июльский полдень и жарящее с высоты солнце, было холодно. Небо простиралось над головой, бессмысленно-серое. Машины, дороги, бетонные здания с рекламными плакатами – всё это, казалось, убивало город своей серостью, проникая в душу и вынимая оттуда все краски, чтобы потом их безвозвратно проглотить. Оно же и создавало ощущение холода. А может, вовсе не причём был здесь пейзаж?
– Ты что, серьёзно, взяла и порвала? – Витя был явно ошарашен.
– Понимаешь, – оправдывалась Стася. – Не могла я эту грязь писать.
– Но ведь ты почти дописала вроде как.
– Почти. Но если б ты знал, как мне было тошно!
– Ну, ты дура, Стаська! – проговорил Витя. – Ты ж себе, считай, всю карьеру испортила. А всего-то, подумаешь, один раз бы написала не то, что хочешь. Ничего бы с тобой не случилось.
– Но ведь страшного и так не случилось, – робко возразила Стася. – Не убили же меня, в конце концов.
– Разве что. Но вот жизнь ты себе сломала.
– Посмотрим, – отвечала Стася как можно беспечнее.
Но почему, почему он не понимает? Неужели во всём мире нет ни одного человека, который бы Стасю сейчас поддержал, утешил, вселил в сердце надежду, что всё изменится? Почему именно родные, близкие люди, от которых мы этого больше всего ожидаем, порой оказываются не утешителями, а злобными палачами? Вместо понимания слышим от них упрёки, вместо поддержки – запугивания. Снова и снова они, будто серной кислотой, растравляют наши душевные раны, суля, кроме беспросветного настоящего, не менее беспросветное будущее.
Родители Стаси в этом смысле не были исключением.
"Своим упрямством себе всю жизнь ломаешь, – говорила мама. – Не будут тебя печатать – и что? Будешь всю жизнь работать "на дядю", сидеть по восемь часов в пыльной конторке, а получать копейки. Для чего ты тогда, спрашивается, литературный заканчивала?".
"Вот я думала: как состаримся мы с мамой, уйдём на пенсию, – вторил ей папа, укоризненно качая головой. – А Стася, умничка, будет нас кормить. А так, видимо, придётся нам до самой смерти работать. Потому что Стася, такая гордая, сама будет жить на три копейки. А всё потому, что приснился ей кто-то там, не так посмотрел".
"Миша – не кто-то там, – возразила Стася. – Он мой друг".
"Такой же дурак, как и ты, – безапелляционно заявила мать. – Вы оба не в реальном мире живёте. Всё какие-то идеалы в голове".
"Вбили себе в головы какую-то высшую справедливость. Давно бы уже