ж я денусь.
Из реквизита на сцене были лишь широкие качели. Они висели на тросах, укрепленных под потолком. В самом углу стоял большой вазон с искусственными цветами.
– Я хотел представить вас труппе, но теперь уже нет времени. – Лепехов сделал нетерпеливый жест, приглашая Глеба подойти поближе к краю сцены. – Итак, господа, Глеб Ситников, Гран-при «Золотой лиры», отныне наш замечательный Герцог. Прошу любить и жаловать.
Из зала раздались дружные аплодисменты. Ситников, слегка смутившись, наклонил голову.
– Споете нам? – задушевно поинтересовался Лепехов. – Ну, скажем, эту арию, из первого действия. А? – Не дожидаясь ответа, обратился к сидевшей за роялем Зиночке Клеймштейн: – Зинуля, солнышко, сыграй нам…
Та улыбнулась, кивнула главрежу и заиграла вступление к арии «Верь мне, любовь – это счастье и розы». В отличие от большинства музыкальных театров столицы, Лепехов принципиально ставил оперы только на русском языке.
В зале притихли, с любопытством и ожиданием уставившись на сцену. Лариса покосилась на Глеба. Тот был абсолютно спокоен, только с его лица сошло мальчишеское смешливое выражение, оно стало серьезным и строгим. Выждав положенные такты, он сделал шаг в глубь сцены и запел.
Ну и голос! Лариса замерла на месте. Глубокий и в то же время совершенно свободный, летящий далеко в зал. И культура пения высокая, слышно сразу. Фразы, интонация – все на уровне. Да, Гран-при ему дали не случайно. «Ла Скала» по нему плачет, это факт. Вот только бы убрать это оканье, а больше и придраться не к чему.
Лариса тихонько отошла в сторону и присела на качели. Слушать бы и слушать, как он поет! Настоящий Герцог – обворожительный, блестящий. Она видела, как вытянулось лицо у Мишки Лепехова, в момент подобралась вся его жалкая, тщедушная фигура. Сидящая в зале Мила что-то шепнула на ухо Артему, и тот кивнул, продолжая не отрываясь смотреть на сцену.
Глаза всей труппы были устремлены на Ситникова, даже Зина, забыв про стоящий на пюпитре клавир, играла вслепую. Сам же Глеб, казалось, не замечал, какое производит впечатление. Он пел просто и естественно, как дышал, полностью перевоплотившись.
Наконец он закончил. Зина взяла последний аккорд, ее руки повисли в воздухе.
Настала секундная пауза, а затем из зала раздались крики «браво» и аплодисменты. Хлопали от души все певцы и сама Лариса, так и не вставшая с качелей.
– Замечательно! – искренне восхитился Миша. – К этому нечего добавить. Как приятно сознавать, что я не ошибся, предложив вам эту работу! Ларочка, что скажешь?
– Я потрясена. – Лариса поднялась, подошла к Глебу вплотную и протянула руку: – Поздравляю. Ты доставил нам всем огромное удовольствие!
– Очень рад, если это так, – улыбнулся тот.
Внезапно Ларисе показалось, что столь теплый и восторженный прием не слишком радует и удивляет Ситникова. Похоже, он привык к впечатлению, которое производит, и отлично знает себе цену, а все его смущенные улыбочки и растерянные жесты не что иное, как