определенный смысл. «Обязательный» значит «важный», «решающий». Все это звучало как приговор.
В день нашей встречи Патрик ужинал с семьей, думая о том, что, возможно, скоро станет безработным. Как Ламбер: того уволили буквально в один день. Сокращение штата. «Не страшно, – сказали ему, – вы молодой, у вас нет детей, вам легко будет сменить место». Никому сегодня не легко, тем более если надо сменить место. Две недели назад Патрик случайно встретил Ламбера на улице; вид у того был изнуренный. Ламбер утверждал, что у него все в порядке, но Патрик ему не поверил. Правда, притворился, будто поверил, чтобы не ставить Ламбера в неловкое положение, а теперь сам себя упрекал. Надо было сказать что-нибудь вроде: «Послушай, сразу видно, что дела у тебя не очень. Давай посидим в кафе, подумаем, как это поправить». Но Патрик ничего не сказал, только смотрел, как Ламбер заходит в метро и смешивается с толпой.
Позже Патрик позвонил Ламберу, но услышал, что этот номер ни за кем не значится. В каких случаях такое может произойти? Обычно люди хотят сохранить свой номер. Всегда оставаться на связи – лозунг нашей эпохи. Должно быть, Ламбер перестал оплачивать счета, и телефон ему отключили. У Патрика больше не было шанса с ним связаться, обменяться мыслями более серьезными, чем поверхностные банальности двух бывших коллег, которые, случайно встретившись на улице, с фальшивыми улыбками лгут друг другу. Вот о чем думал Патрик. Возможно, через три дня наступит его очередь. Возможно, и он лишится своего телефонного номера и никто не сумеет с ним связаться. Через три дня этот извращенец Дежюайо объяснит, зачем хотел видеть его в обязательном порядке.
Разумеется, я не сразу узнал все это, кое-что Патрик рассказал мне позже. Но и в первый вечер он был весьма откровенен. Валери явно удивлялась, тем более что вначале ничто не предвещало подобного потока красноречия. Да и я недооценил потребность людей довериться кому-то, высказать то, что носишь в себе до тех пор, пока не найдется чуткое ухо, готовое тебя выслушать. Мне не следовало ни комментировать, ни давать советы, по крайней мере, сейчас. Я ограничился несколькими проявлениями сочувствия – впрочем, довольно слабыми. Для описания того, что я видел и слышал, нужен был взгляд со стороны, я не мог поддаваться эмоциям. Патрик наверняка это понял и потому спросил:
– Вас правда интересуют эти мои дела с Дежюайо?
– Правда. И я думаю, что читателям тоже будет очень интересно. У каждого из нас есть свой Дежюайо, – ответил я как можно серьезнее.
Я и в самом деле так считал. Не то чтобы у каждого есть начальник-психопат, но любая история вызывает тот или иной отклик. Меня часто удивляло, до какой степени читатели узнают себя в романах даже с самыми неприятными сюжетами. Люди жадно ищут повсюду отражение своего внутреннего мира. Поэтому я не сомневался, что Дежюайо привлечет внимание как символ дурного обращения, которому в тот или иной момент подвергался каждый. И в то же время читатели, скорее всего, отнесутся