в открытом экипаже до Санрежа, ни с кем не разговаривать, никуда не заезжать. Дважды в неделю – посещение церкви. Не исповедоваться – это обязательное условие.
– Не хочу, чтобы вы лгали небесам и священнику, милочка, – сказала Розалин. – Не потому, что я так пекусь о вашей душе, а потому что, между нами говоря – вы плохая актриса.
– Я и не собиралась лгать на исповеди, – ответила я, задетая за живое этой невысокой оценкой моих сценических способностей.
– Тогда тем более, – авторитетно заявила она. – Просто сыграйте свою роль здесь, большего я от вас не требую.
Она рассказала о слугах, показала, куда складывать корреспонденцию.
– Письма вскрывайте, – приказала она, – иначе это покажется подозрительным. Слуги – они такие шпионы! Но не отвечайте. Несмотря на сходство, сомневаюсь, что почерки у нас одинаковые.
– Голос у нас тоже разный, – заметила я.
– Это не страшно, – ответила Розалин беззаботно. – Я так редко разговаривала со слугами, что они ничего не распознают. К тому же, первые дни вы можете говорить шепотом, скажете, что болит горло, а потом они и вовсе не заметят разницы в голосах. Люди такие невнимательные!
Я промолчала, а она склонила к плечу голову, разглядывая меня.
– Ваши волосы светлее, чем мои, – сказала она задумчиво. – Но я знаю, как поправить дело.
Она потащила меня в ванну – огромную, отделанную мрамором, с круглой чашей посредине.
– Есть чудодейственные средства, – говорила Розалин, разжигая жаровню, чтобы нагреть воду, и растворяя в кипятке какой-то темный порошок. – Полчаса – и мы будем неотличимы.
Она была права – когда через полчаса мы встали у зеркала (я в платье, которое было надето на Розалин до этого), отличить нас не смог бы даже самый опытный глаз. Теперь, когда мои волосы потемнели, лицо выглядело выразительнее и стало таким же ярким, как лицо Розалин.
– Чудесно, – прошептала она в восторге.
Сама она надела мое платье – простое, черное, с отложным белым воротничком, расчесала волосы на пробор и повязала на голову косынку, целомудренно сколов ее под подбородком скромной серебряной булавкой.
Розалин встала за моей спиной и положила мне руки на плечи, заставляя смотреть в зеркало.
– Почти неотличимы, – сказала она тихо. – Вы странная девушка, Роза дю Вальен… Нет-нет, ничего не отвечайте, просто смотрите в зеркало. Говорят, зеркало меняет души, но мы с вами совершим нечто другое – поменяем тела. Ваша душа мне совсем не нужна – глупенькая, наивная, слишком светлая, чтобы быть яркой…
Я слушала ее слова почти с ужасом. Графиня казалась мне сумасшедшей, а ее взгляд, устремленный на меня через зеркало, подошел бы к роли ведьмы-злодейки, что мечтает убить главного героя.
– Недаром я присылала вам черные розы, девочка, – продолжала она. – Вы – настоящая черная роза. Скрываете под трауром алый цвет. Вы прекрасны, но даже не догадываетесь об этом… Но это к лучшему. Все же я не слишком довольна, что вы существуете. Мне нравилось