долгого неведения. Открылось, когда вознамерились воскресить Корабельное русло и обнаружили в грунте снаряды. Один сукин сын (без фамилии) тайно таскал шаланды ночью туда. На российский двор вкатила перестройка-развалюха. Вопросики: «Откуда подарки?» и «Стоит ли продолжать?» – отпали сами собой.
Любители сувениров вытаскивали из мокрой смеси песка, глины, щепы в цинковых пачках патроны, отдававшие латунной желтизной. Рассыпались под пальцами красивые сёдла, конская упряжь. Многое не сразу поддавалось определению. Крупней орудийных лафетов не видел. Про штабные роллс-ройсы врать не буду. Другие пусть “вспоминают”. Самим не поверилось, что до встречи с Двиной допёрли. От начальства: «Стоп, мавры…»
…Очутились мы, конечно же, на Бакарице. Принялись за привычное копание. “Барон Дризен” безмерно там намусорил – и что со штабелей поднялось, и в реку слетело. Однако против опыта и отлаженной системы баррикад нет. В ковшах часто попадались удивительно сохранившиеся столбики пороха. Жёлтые – длинные, чёрные – короткие.
Вскоре добрались и до частей жертвы номер один. Прибуксировали пятидесятитонный паровой кран. Ровесник того давнего, стальной старик, словно ритуал последней чести отслужил. С достойным почтением медленно перенёс застропленые останки парохода на железнодорожную плавучую платформу. Так всё, что хранила Двина от крупнейшего в России судна, порт приписки Петроград, навсегда покинуло Бакарицу.
Появилось у нас развлечение – попить на палубе чайку. Простое дело обставили по-нашенски. Два кирпича на камбузной плите-углярке. Высыпаешь меж них столбик снарядного пороха, под-жи-га-ешь. Мочёный продукт медленно, сипя, горит. Представь, тихий вечер или когда росный туман на ближнем островке, да выйдешь на палубу с кружечкой. О, в такие минуты становишься философом… Только и там финиш обозначился. Картина отхода повторилась: поволокли, как увечных, зато курортно.
Свой последний форс вскипятить поставили, не зная, радоваться или грустные песни попеть? Красиво закончить на прощание с оружием, боюсь, не выйдет.
– Почему?
– Ужо покаюсь…»
Круг очерченных лет, чему сам я свидетель, замкнулся в августе 2002 года. Случилось вот что. Танкер с полной осадкой, следуя к причалу нефтебазы, ширканулся днищем. Информация ушла кому положено. Наши водолазы подняли со дна Кузнечихи два куска старого корабельного металла. Один, что поменьше, свёрнут, как лепестки розы. Другой впечатлял скрюченными шпангоутами, дырами от выстреленных заклёпок. Находки на понтоне доставили в отряд. Почти следом явились ломбардирщики. Да только напрасно клацнули золотыми коронками. Начальник ЭО АСПТР Павел Васильевич Подьяков всегда принципов держался. Поступил, как подсказывала честь. От телефонного звоночка сделался в Морском музее переполох.
Примчалась совсем юная девушка в сопровождении отца. Экспертно осмотрев, сделала ожидаемый выбор. Близость к важной истории растрогала её. Гладила ещё мокрый экспонат и прижималась