за плечо заставило меня проснуться.
– Ева, дорогая… пора, – я не сразу сообразила, о чем говорит мне Маргарет, – через час похороны, мисс Груммер обо всем позаботилась, тебе надо собраться.
Поддерживаемая Маргарет я смогла подняться. Что со мной не так? – созрело в голове. Я не плачу, я даже не говорю, мой отец погиб, а у меня не слезинки, только давящая на глаза боль. Я чувствую ужасную слабость и сильнейшую потерю сил, со мной никогда такого не было, даже когда я болела, я не чувствовала себя хуже, чем сейчас. Полная апатия овладела мной, я не хотела ничего, я просто не могла принять тот факт, что отца больше нет.
Через час я стояла у двери пикапа, который должен был отвезти меня на последнее прощание с отцом. Я с трудом вспоминала, как меня переодели в черный свитер и черную до колен юбку. Монахиня, она и есть монахиня, а я в этот момент выглядела именно так. Но сейчас меня не заботил мой внешний вид. Может это было действие успокоительных, которые меня убедили выпить перед выходом, а может я просто черствая и бездушная кукла, которая не чувствует ничего, что должна чувствовать любящая дочь после смерти отца. Что-то кричало во мне, пытаясь вывести меня хоть на какие-то эмоции, но я молчала. Мое выражение лица не изменилось, и я видела как Маргарет, глядя на меня, лишь сокрушенно качает головой.
Путь на кладбище не занял много времени, да и людей, пришедших проститься с отцом, было совсем чуть-чуть. Среди них я не могла не заметить ярко-красные туфли Мисс Груммер, которые привлекли мой потупившийся взор еще в доме Трештонов. "Она явно решила не соблюдать траурные правила", – почему-то подумалось мне.
Все прошло тихо. Присутствующие явно ожидали от меня реакции на происходящее, хотя бы всхлипываний, и уж точно не ожидали, что я как тень буду стоять, безмолвно и безучастно ко всему. Я упрашивала себя подойти, протянуть руку, сделать шаг, но все было тщетно, мое тело отключилось от мозга и не повиновалось мне. Я обессилено сдалась, мысленно оплакивая отца, который вырастил и воспитал меня один, без той особы, которую все называли моей матерью.
И вот я здесь, спустя четыре дня непонятной суматохи, коротких, но частых звонков, подписания каких-то бумаг, в машине, мчавшей меня к этой женщине. За эти дни я не раз слышала ее имя в череде звонков и перешептываний – Глория Гиллмор…
– Мисс, мы скоро приедем, – ровный голос шофера вернул меня из моих воспоминаний. Я выпрямилась и снова взглянула в запотевшее окно, которое уже не было таковым. Солнечные блики играли на слегка затемненном изнутри стекле, капельки уже давно высохли, оставив после себя серые контуры. Снаружи пейзаж так же полностью сменился, мои глаза ловили строгие отточенные дома, витрины прилавков, вечерний свет уже ложился на крыши домов и кое-где уже зажигались уличные огни. Я никогда не видела больших городов, да и средних тоже, мой прежний маленький мир потонул в тех красках и городских строениях, что проносились мимо меня. Зеленые деревья, трава, кустарники и цветы в клумбах города, по сравнению с серым, вечно чахлым видом моего городишки,