лук и даже брюква, которую Маруся на дух не переносила.
Когда её тарелка опустела, старшая из сестёр, Раиса Осиповна, вторя глубинам Марусиного организма, спросила: «Ещё, деточка?», но бабушка строго посмотрела, и Маруся поняла, что надо отказаться, просто так надо и всё. И чуть слышно произнесла: «Спасибо, я наелась». Да что там наелась, что там есть-то! – раздался вопль, которого, кроме Маруси, никто не услышал, а бабушка, поджав губы, со вздохом сказала: «Она у нас такая малоежка».
Потом, уже дома, когда пересказывались детали их похода, бабушка назвала котлеты куриными, и тут же из спальни навстречу Марусе, царапая когтями пол, выскочила смешная и глупая курица. Её совсем не хотелось есть, и котлеты уже не казались Марусе такими чудесными. Но это быстро прошло, она просто взяла воображаемую резинку и стёрла с котлет слово «куриные», они стали мясными, а мясо ведь не живое.
Бабушка в подробностях рассказывала тёте Жене и Оле, что в гостях давали к чаю, какие салфетки были на столе, передала содержание письма, полученного сёстрами из Петрозаводска от слепого Гриши, приходившегося им родственником. Он писал кривыми строчками, которые иногда прерывались на краю листа: видимо, слепой продолжал писать прямо на столе, так что некоторые предложения утеряли смысл. Но главное было понятно: слепой Гриша просился к Шахам жить «хоть на зиму, пока холода». Сёстры обсуждали, вспоминая Гришу, его заскорузлые руки, привычку курить самокрутки из дешёвого, вонючего табака, и Маруся понимала, что никогда, никогда слепому Грише не жить в этих красивых комнатах с коврами, навощённым полом, никогда не есть чудесных котлеток.
Но про то, зачем они ходили к Шахам, бабушка не рассказала. Эта тема была почти под запретом в их доме, а если и возникала, то по крайней необходимости и уж никогда не за столом, при всех. Иногда Маруся слышала, как бабушка вполголоса говорила тёте Жене: «Что-то я упустила, трёх копеек не могу найти», – а потом сидела молчаливая, задумчиво глядя в окно и шепча цифры. Раньше она работала бухгалтером, и привычка «сводить дебет с кре́дитом» перешла на домашние дела. Бабушка всегда вела строгий учёт потраченным деньгам, записывая в колонку своим мелким разборчивым почерком на четвертушке бумаги: капуста – 8 коп., хлеб, булка – 23 коп., масло – 76 коп. И потом эти листочки ещё долго хранились на столе под клеёнкой, пока они не вспухали бугром, и тётя Женя не выгребала их со словами: «А вот мы ревизию устроим».
В конце концов, потерянные три копейки находились – бабушка забыла про газету! – и она, довольная, принималась на радостях печь драники из картошки.
Сейчас бабушка задавала тему «навестили родственников», сдержанно сетуя, что «им-то до нас не дойти, ноги больные». На самом деле от Маруси не укрылось, как Раиса Осиповна достала из шкатулки три серо-фиолетовые бумажки, положила их в узкий конверт и в прихожей, когда они, уже одетые, прощались, незаметно протянула