ялика обернулись бедой. Неглубокая осадка, позволившая ему проскользнуть над разбойничьей ловушкой, не предполагала стабильности. Бочкообразная скользкая обшивка, позволявшая ловко огибать камни, при внезапном смещении веса грозила катастрофой.
Минуту назад Кип смотрел на реку с высоты нескольких пальцев. В следующее мгновение лодка перевернулась. Кип полетел вниз головой. И хотя вода залила ему уши, а плеск собственного барахтанья и удар лодки о воду заглушали все, ему показалось, что он услышал мужской вопль.
Вода была теплой. Кип испытывал такое унижение, что решил умереть и покончить с этим. Он только что макнул Призму в реку.
Оролам!
Да уж, Кип, сейчас он действительно впечатлен.
Затем легкие у него взорвались болью, и мысль о том, чтобы тихонько умереть, стерев пятно позора с лика творения, перестала быть привлекательной. Кип вяло забарахтался. Ноги в тот же момент решили, что сейчас самое время для судорог. Затем свело левую руку. Он забил по воде, как однокрылая птица, глотнул воздуха и снова ушел под воду. Часть его знала, что он может держаться на воде. Кип проплыл много лиг по реке только вчера, но сейчас паника вцепилась в него мертвой хваткой. Он задергался, не вовремя сделал вдох и нахлебался воды.
Голове было больно. Оролам, словно кто-то вырывает все его волосы сразу.
Он плевался и кашлял. Он был на воздухе! Сладкий, драгоценный воздух! Кто-то вытянул его из воды за волосы. Он кашлянул еще пару раз и наконец открыл глаза.
Призма подмигивал ему – нет, не подмигивал. Призма смаргивал воду, которую Кип сейчас выкашлял прямо ему в лицо.
Пусть я умру прямо сейчас.
Гэвин втащил Кипа в ялик – теперь он был шире, с килем, куда устойчивее прежнего. Кип свесил голову и стал растирать руку и ноги, пока те снова не задвигались. Призма стоял над ним и ждал. Кип сглотнул, поморщился и приготовился выдержать гнев этого великого человека. Он робко поднял взгляд.
– Люблю поплавать по утрам, – сказал Гэвин. – Очень полезно.
И подмигнул.
Глава 22
Дазен Гайл проснулся медленно, его чувства донимала отупляющая мягкость синевы его темницы. Три удара, три шипения, и на пол упал его завтрак. Не обращая внимания на холод в конечностях, боль в затекшем теле после сна на синем люксине под тонким одеялом, он сел и скрестил руки на груди.
Мертвец фальшиво насвистывал, привалившись к противоположной стене, отбивая головой несуществующий ритм.
Безумие синевы – безумие порядка. Одержимый понял бы все тонкости темницы Гэвина. Но каждый раз, как Дазен впадал в безумие, он боялся, что никогда не выйдет из него. Последняя попытка была, наверное, много лет назад. С тех пор он извлекал много синего. Но выбрать погружение в синий – выбрать уничтожение.
– Дазен, – сказал мертвец. – Нынче утром ты ведь Дазен, верно? – Это был излюбленный трюк мертвеца – делать вид, что безумен здесь Дазен. – Ты же не думаешь сделаться одержимцем, верно?
Он