в деревне и не допускала никаких незаявленных посещений мужчин.
Эллен часто писала Нильсу длинные письма, смешные очерки про старомодных преподавательниц, блестящих соученицах и нелепых правилах. С чувством описывала, как они делают соленья и пекут хлеб. Приводила поэтические описания природы и погоды. Нильс отвечал по возможности, в лаконичной манере полицейского рапорта – он никогда не был силен в эпистолярном общении. Пару месяцев спустя письма Эллен стали приходить реже, а к лету вообще прекратились.
Незадолго до Рождества он столкнулся с ней в городе. Это было время покупок рождественских подарков. Они оба стояли перед окном витрины; он увидел ее отражение в стекле среди нарядных манекенов, но не узнал. И тут, у его плеча, раздался знакомый голос:
– Счастливого Рождества, Нильс.
Он обернулся.
Эллен изменилась – похудела, стала элегантнее… и появилось еще что-то.
– Я вижу, ты недоумеваешь, что во мне нового, – произнесла она. – Помогу тебе: я подстриглась.
Ну конечно! Прическа валиком исчезла. Каштановые волосы были подстрижены до уровня мочек ушей и направлены к скулам двумя уголками.
– Замечательно, – похвалил он, – тебе идет.
Эллен часто заговаривала о том, чтобы подстричься. Но Нильсу этого не хотелось. Ему нравилось вынимать шпильки из ее валика, так что длинные волосы падали, словно шаль, ей на спину и руки.
Они молча постояли среди публики, толпившейся у витрины. С церковной площади по соседству доносилось пение детского хора.
– Ты все еще занимаешься в школе домоводства? – наконец спросил Нильс.
– Нет, наш курс закончился в июле.
– Значит, ты теперь домохозяйка в полной боевой готовности?
Эллен состроила гримасу. Нильсу безумно захотелось поцеловать ее гримасничающее личико, но он сдержался.
– Не ахти какая, – с горечью произнесла она. – С меня хватило основного курса. Мои соученицы продолжили осенью. Тогда там начался разделочный курс, где учатся возиться с целой свиньей. Девицы многого от него ожидали. Не говоря уж об охотничьем курсе, когда учат обращаться с целым лосем… – Она закатила глаза вверх.
– Где же они берут лосей? – удивился Нильс.
– У местных охотников. Стало традицией оставлять школе одного лося каждую осень. Охотники привозят его на двор и кладут к ногам начальницы, как языческое приношение. Да, это правда, Нильс! А девицы стоят вокруг и смотрят, как мужчины рубят его на куски и в корзинах относят мясо на кухню.
Нильс засмеялся.
– Ты кое-что потеряла, Эллен.
Они отошли пару шагов назад, чтобы пропустить людей к витрине.
– Но я не могла больше выносить эту школу ни минуты, – продолжила она. – Я там себя ужасно чувствовала.
– В письмах этого не ощущалось.
Эллен вздохнула.
– Вначале было интересно. Совершенно новый мир. Настоящие крестьянские девушки,