Ране Манефа-волшбица всем заговаривала. Она тут, неподалеку, жила, в деревеньке одной. А теперь волшбицу того… казни предали, за колдовство злое. Теперь с зубами даже и не знаю к кому.
– Что, так-так и не к кому? Ты, уважаемый, помоги, а я уж в долгу не останусь, – Вожников многозначительно позвенел недавно купленными кошелем, вернее, тем, что в нем находилось. – Болят ведь зубы-то. Болят.
– Ин ладно, – плотоядно взглянув на кошель «болезного», парняга махнул рукой. – Пойду, спрошу у кума, он тут рядом, рыбой торгует.
– Так, может, я сам у него спрошу?
– Что ты, что ты, никто чужому не скажет. А ты, мил человек, тут постой, я быстро.
Прихватив с собой собаку, торговец проворно скрылся за рядками. В ожидании его возвращения Вожников, прислонясь к бревенчатой стене какого-то амбара, с интересом наблюдал, как местные пацаны играют в «чику». Не на деньги играли – денег, даже самых мелких, медных, у них, походу, не было – на щелбаны да на желание. Кто-то, проиграв, громко ржал жеребцом, кто-то, замычав по-коровьи, наклонившись, пил из лужи воду, а вот один – самый мелкий – скинув армячок и перекрестившись, полез на высокую березу.
– Смотри, Ванюх, не свались! – орали снизу.
– Не свалюсь. А свалюсь – так ловите.
– Нашел, мил человеце.
Вожников живо оглянулся: держа на веревке кудлатого пса, переминался с ноги на ногу толстогубый парень:
– Нашел я тебе волшбицу. Токмо это…
– Понял! – Егор живо полез в кошель. – Всякий труд должен быть оплачен. Вот, держи. Надеюсь, денги хватит?
Продавец собаки ухватил денежку с такой неожиданной прытью, что молодой человек понял: слишком много дал! Целую серебряху, когда за глаза хватило бы и медного пула. Что ж, с местными ценами приходилось пока разбираться вот так, на ходу. Да. Может, еще и не пригодится с ними разбираться – вдруг да поможет колдунья, водицы заговоренной даст… вдруг?
– Пойдешь, мил человеце, на позахолмье…
– Куда-куда?
– Ах, ты ж гость, не тутошний, – парень показал рукой. – Вона, по той улице, мимо церквы, за детинец пойдешь, там увидишь избенки худые – в крайнюю постучи. Скажешь, от Миколы Рыбника, зубы заговорить. Там и сговоритеся.
– Ну, спасибо тебе за подсказку.
Благодарно кивнув, Егор отправился по указанному адресу, краем глаза кося на возившихся под березой ребят – похоже, самый из них младший все же свалился с дерева и теперь, плача, лежал в грязи. Сломал позвоночник? Да нет, вроде встал, утер сопли.
Выглянувшее было солнце снова нырнуло за облако, много было облаков – все клочковатые, фигуристые, этакие медленно плывущие павы! И небо, нет, все же какое красивое небо, высокое, с синевой, с башнями-облаками, с падающими – льющимися золотистым потоком вниз – солнечными лучами. Словно нимбы сияющие под облаками, а наверху и между – игристая лазурь. Красота!
А вот матушка-земля подкачала, снег едва только сходил, и обнажившиеся пустоши и луга тускло мерцали буровато-седой неуютностью, и улицы – по колено в грязи, и в углах, под