нас никто не разглядывал и не задевал, но нам самим было не по себе в этой почти семейной, праздничной атмосфере: мы ощущали себя непрошеными гостями, которые навязались тесной школьной компании в день рождения одноклассника. Когда мы уже собрались возвращаться в гостиницу, Деннис встретил своего приятеля-египтянина – инженера-электротехника, с которым накоротке общался в рейсе. Тот с горячностью пожал нам руки и представил своего спутника; они подхватили нас под руки, и мы вчетвером, дружески болтая, двинулись шеренгой по узкой улице. Инженер, который получил образование в Лондоне и рассчитывал занять высокий пост в телефонной компании, из кожи вон лез, чтобы создать у нас хорошее впечатление о своем городе, и попеременно то хвастался, то оправдывался. Как мы считаем: не очень ли здесь грязно? Местных жителей нельзя считать невежественными; жаль, что сегодня выходной – окажись мы здесь в любой другой день, он бы показал нам нечто такое, о чем в Лондоне слыхом не слыхивали; много ли у нас было девушек в Лондоне? У него – много. Он показал нам бумажник, лопавшийся от фотографий: ну конфетки же, правда? Но это не значит, что египетские девушки – дурнушки. У многих кожа совсем светлая, как у нас; кабы не выходной, он бы мог показать нам немало красавиц.
Похоже, молодой человек пользовался известностью. Со всех сторон его приветствовали знакомые, которым он тут же представлял и нас. Те пожимали нам руки, предлагали закурить. Поскольку никто из них не говорил по-английски, эти встречи надолго не затягивались. Наконец, спросив, не желаем ли мы выпить кофе, он привел нас в какое-то заведение.
– Здесь не так дорого, как в других местах, – объяснил он, – а то ведь некоторые заламывают жуткие цены. Как у вас в Лондоне.
Называлось это заведение, как гласила намалеванная на двери надпись по-английски и по-арабски, «Великосветский дом». Поднявшись по нескончаемой лестнице, мы вошли в тесное помещение, где трое глубоких старцев играли на струнных инструментах необычной формы. Вдоль стен сидела группа элегантно одетых арабов, которые жевали орехи. В большинстве своем это мелкие землевладельцы, объяснил наш новый знакомец: приехали на праздник из провинции. Он заказал нам кофе, арахис и сигареты, а в оркестр отправил полпиастра. В комнате присутствовали две женщины: невероятно тучное белокожее создание неопределенной национальности и роскошная суданка. Хозяин вечера спросил, не желаем ли мы, чтобы одна из девушек исполнила для нас танец. Мы не стали отказываться и выбрали негритянку. Его изумил и озадачил наш выбор.
– У нее ведь такая темная кожа, – пробормотал он.
– На наш взгляд, она более миловидна, – не отступались мы.
Из соображений учтивости он не стал спорить. Мы же гости. Негритянке был дан знак танцевать. Та встала и, не глядя в нашу сторону, принялась с невыносимой медлительностью искать какое-нибудь подобие кастаньет. Было ей никак не больше семнадцати лет. Наряд ее составляло кургузое алое платье без спинки; на запястьях