от мужа, Шарлотта посмотрела в его глаза и прошептала:
– Этот врач, мистер Рэмси… Он не оставил мне надежды. Если лейб-медик успокаивал примером королевы Екатерины Арагонской[9], у которой всё же одна дочь, но выжила, то доктор Рэмси…
– Я знаю, знаю, – гладя жену по медным волосам, проговорил Лот. – Не волнуйтесь, Чарли, Вам нельзя переживать.
– Юджин… – прошептали бледные губы баронессы, в то время как её поблёкшие глаза неотрывно смотрели на его опечаленное лицо. – Я никуда не годная жена, и Вы вправе подать прошение об аннулировании нашего брака. Я не буду сопротивляться…
– Глупенькая, – возразил барон и стал целовать бледные щёки супруги, приговаривая после каждого касания: – Я люблю Вас, Чарли. Люблю Вас, и ничто этого не изменит! Я не откажусь от Вас ни за что на свете!
Отстранившись на миг от жены, барон посмотрел в её глаза и твёрдо произнёс:
– Если доктора запретят мне впредь касаться Вас, я приму это. Ваша жизнь, родная моя, важнее всего.
– Но как же династия?.. – прошептала Шарлотта.
– Титул отойдёт старшей ветке – Райтам. Потерять Вас – значит перестать жить. Если беременности убивают мою ненаглядную жену, я не сделаю больше ни одного лишнего движения, откажусь от супружеского долга, чтобы не стать Вашим убийцей.
– Юджин…
Лицо баронессы упало на грудь мужа, и женщина горько расплакалась.
Дождь снова забарабанил в окно, и Мелани поняла, что спать невозможно. В комнате становилось холодно, а дров у камина совсем не осталось. Юная графиня села на край кровати, чувствуя, как тело бьёт мелкая дрожь.
Хотелось плакать. Плакать от собственного бессилия, от осознания того, что любимый – в чём она уже была уверена, именно любимый! – мужчина настолько усомнился в её добродетели, что не желает даже обнять. Воспоминания о графе Генуэзском заставили содрогнуться.
Только сейчас до сознания юной авантюристки начал доходить весь смысл его слов. Только сейчас она поняла, что позволила себе слишком много, оставшись в замке де Нанон на столь долгий срок. Мелани, наконец, сумела сложить два и два: её игры с наместником едва не сорвали его помолвку с наследницей. «Имела ли я право вторгаться в его жизнь? – рассуждала девушка, обнимая хрупкие плечи ладонями, чтобы хоть немного согреться. – Конечно, нет. Отвезла документы, пофлиртовала, и надо было сразу возвращаться! Нельзя было оставаться на второй день… А та ночь, что я провела в его спальне?! Боже, если кто узнает, неминуема беда, неминуема…»
Старшая Младшая Сестра Райта вынырнула из постели, опустив ножки в лебяжьи тапочки, и стала слоняться по спальне. Но дрожь била её по-прежнему, словно ночной дождь эхом отзывался внутри хрупкого тельца.
Не вынеся собственных мыслей, Мелани распахнула двери и покинула опочивальню. Неслышно пройдя до комнаты Тиффани, девушка толкнула створку. Массивная дверь легко поддалась. Дыхание леди Кендбер участилось, сердце бешено забилось в груди. «Ни одна девица не приходила ещё к своему жениху сама… – думала невеста Шервуда. – Я опять нарушаю