было сигареты, но тут же спрятал обратно в карман. – Тут такое дело…
Маша опустилась на край дивана и приготовилась слушать.
– Есть квартира… Ну, как, квартира: комната, довольно большая, – он огляделся, – побольше этой. Ну, скажем, метра на полтора. Но! – плита и раковина в коридорчике при входе, туалет во дворе…
Маша задумалась. Вздохнула. Туалет во дворе – не самое страшное, она так жила до семнадцати лет. Но стирка! Помывка троих детей! Она вспомнила, как мыла детей в Муратово, у родителей: мероприятие, с последующей стиркой, занимало полдня.
– И сколько хотят?
Петька сделал выразительную паузу, сверкнул кошачьими глазами.
– Нисколько.
– Нисколько? – Маша недоверчиво на него посмотрела.
– Одинокая пожилая женщина, проблемы со здоровьем, – ответил он на незаданный вопрос. И добавил: – но решать надо быстро.
Маша с минуту подумала, глядя в непроницаемые Петькины глаза. Она вдруг почувствовала, как устала. Усталость копилась и нависала над ней, как большой душный и пыльный тюк, подвешенный за верёвку терпения, а теперь эту верёвку перерезали, и вся масса обрушилась, навалилась на голову и плечи, придавила к земле. Но появилась хотя бы надежда.
– Берём!
– Между нами, – обернулся Петька уже на площадке, – почему ты не разведёшься с Лёшкой?
Маша прислонилась к дверному косяку и недоверчиво посмотрела на деверя. Разведка боем? На всякий случай она почла за благо промолчать.
– Можешь ничего не говорить, – он наконец достал сигарету, щёлкнул пижонской зажигалкой и с наслаждением затянулся. Выдохнув вверх облако дыма, продолжил: – но мы с тобой оба знаем, что толку от вашего брака уже не будет. Родители знают тоже, но предпочитают делать вид, что не знают, или надеются на лучшее. Самообман. Если хочешь знать моё мнение, то переезд – хороший повод… поставить точку. Подавай на развод и переезжай, незачем тащить это за собой и дальше.
Его неподвижные зрачки, будто шляпки гвоздей, приковали её к дверному косяку. Петька смотрел куда-то сквозь неё, лицо его, обычно безмятежное, вдруг стало жёстким. Маша ощутила холодок в груди, спросила:
– Петя, почему ты мне это говоришь?
Он словно бы только что заметил её, окинул всю каким-то рассеянным взглядом. Заговорил как о чём-то обыденном и безразличном:
– Видишь ли… Я хорошо знаю, что такое его кулаки. Его часто оставляли со мной, когда я был маленьким. – Помолчал, вспоминая, усмехнулся. – Я, конечно, тоже был не подарок. Но я был на пять лет младше! Я ревел, грозился рассказать родителям. Он отвечал, что тоже расскажет – за что я получил. Если моя вина была слишком незначительной – а это как правило – то грозился сделать то-то и то-то, а потом свалить на меня. Однажды, увидев в окно, как подъехала отцовская машина, опрокинул на пол банку с компотом и, только они вошли, принялся подтирать. Мне тогда здорово досталось – родители так и не поверили, что это сделал он сам. И я молчал!