соседства крестоносцев, Бранденбургов с их саксонцами и силезцами нужен был наивысший порядок и бдительность, их было меньше всего. Ни один великорядца справиться с великополянами не мог. Обольщали их часто соседи, а возмутителям это было на руку; когда мутилось, ловили рыбу в мутной воде.
Пану Дерславу, хотя бы хотел спокойно сидеть у костра, время не позволяло, а он сам к этому охоты не имел.
Ещё перед прибытием в Краков на коронацию он убедился в Познани, что почти все были против будущего короля Людвика.
Великопольша гораздо сильней, чем краковяне и остальная Польша, поддерживала кровь Пястов.
Кричали, что покойный король не имел права распоряжаться землёй, которой правил пожизненно.
Потом начали требовать, чтобы по крайней мере короновался в Гнезне, чтобы сам жил в Польше; наконец во время коронации и погребения гордость и пренебрежение венгров дополнили меру. Начали говорить о другом Пясте и другого себе короля искать.
Не Дерслав это выдумал, но кость от кости великополян, он разделял их чувства, а когда раз на эту дорогу вошли, зашагал и он с ними. Весы склонились на сторону того Владислава Белого, о котором Мошчиц так долго рассказывал историю. Он не очень был по вкусу Дерславу, но иного под рукой не имели, поэтому на всякий случай нужно было лучше эту вещь рассудить и ближе узнать.
Когда они остались наедине с Ласотой, Дерслав, поправив огонь в камине, развязал пояс, налил вина себе и ему и, грея ноги, начал тихую беседу:
– Ты бывал на дворе, – сказал он Ласоте, – что ты думаешь, как нам с этим Людвиком будет? Ты присмотрелся к нему? Что там около него слышно?
Ласоте было нелегко так сразу говорить, нужно было, чтобы его подожгли. Он пожал плечами, пробурчал что-то невыразительное.
Дерслав внимательно на него смотрел; он знал людей, догадался, что от Мрука не добьётся ни слова; разве что, должен будет понемногу тянуть его за язык и допрашивать.
– Что на дворе говорят? Сначала о королевском завещании? Удержат его или нет?
Ласота покачал головой, но ещё не отозвался.
– Как там на ксендза Сухвилка смотрят? – добавил Дерслав.
Ласота сделал двусмысленную мину и простонал:
– Его должны щадить, потому что имеет значение, но не любят его…
Дерслав потёр руки, видно, это его радовало.
– Пусть разорвут завещание, – сказал он, – тем лучше, король увеличит число врагов.
Он задумался на мгновение и вздохнул, и, обращаясь к Ласоте, добавил:
– Только что тут у нас по-старому, на языке много… Люди накричатся, наругаются, навозмущаются, баламутам король подарками рот закроет, не захотят себя шишкам подвергать, и – будут его слушать.
Ласота покраснел и только теперь его прорвало, даже старший удивился.
– Ну, пожалуй, нет, – сказал он, – пожалуй, нет! С этим королём мы не выдержим. Когда ксендз-епископ Флориан с ксендзем Яном поехали за ним в Буду, хоть ему корону везли, которую старая Елизавета так для него