разрушительной усталостью – как же хрупок своей оболочкой человек!
Осознав невыполнимость дальнейших потуг, Эдвардс ограничился лишь самым необходимым и, переодевшись в легкие рубашку и брюки, охотно взялся за припасы, которые заблаговременно заготовил в дорогу. Всякий, кто оказывался в схожих обстоятельствах, решая отобедать после насыщенных приключений – поездку на почтовых иначе трудно назвать! – знает не понаслышке, насколько коварным, наравне с весенней порой, бывает сие решение. Посему, стоило Мосье Жоржу покончить со скромной трапезой, он тут же незаметно для себя погрузился в пучины послеобеденного сна.
Спал клоун отлично, безо всяких тревог и лишних беспокойств. По всей видимости, назойливый лакей оказался чрезвычайно глубокого ранен, так как после категоричного отношения со стороны нового постояльца ни разу, ни в этот, ни в последующие дни не предложил своих услуг. Лишь к вечеру Эдвардс пробудился, однако почувствовал, к своему разочарованию, не свежесть духа, но ощущение полной растерянности и опустошенности. Шею чудовищно резало, отдавая потупленной болью в голову, а спина уподобилась высохшей глиняной заготовке скульптура-недоучки, превращая малейшие движения в настоящий вызов собственной природе.
– Что же за день такой… – Мосье Жорж поразмыслил, какой же сегодня день, и недолго думая, прибавил: – паршивый. – С таким настроением проходил он по номеру с четверть часа, то разминаясь, то возвращаясь к отчасти распотрошенным чемоданам. Наконец, не выдержав гостиничной скуки, Эдвардс решил незамедлительно отправиться на ярмарку.
Вследствие строгой ограниченности размеров города и высокого ажиотажа вокруг происходящего события, поиск не отнял много времени, и уже спустя несколько улиц клоун оказался на церковной площади лицом к параллельно расположенным рядам с различными товарами. Глаза моментально зацепились за ближайшие палатки, наполненные всевозможной макулатурой: листками с лубочными картинками, назидательными текстами, какими-то старыми и, весьма вероятно, не совсем подходящими под текущие политические свободы журналами и газетами.
– Господин, подходите, уж не стесняйтесь! Собранные лично мною различные экземпляры многих месяцев и годов! – выкрикнул офеня, заметивший, как Жорж внимательно рассматривает его товар.
Изначальное предположение об акте наглой лжи смотрителя станции утром оказалось сущей правдой. Ни торговец макулатурой, ни большая часть встречаемых на улицах людей не имела представления о существовании в их городе личности клоуна, ожидающего давать выступления в честь завершения ежегодной ярмарки. «Но оно к лучшему», – подумал Эдвардс и неспешно приблизился к заинтересовавшей его палатке. Принявшись рассматривать накопленные за долгое время обличающие бумажки, он беглым взглядом ухватил материала на несколько подсудных дел.
– Ты скажи-ка, братец, лучше – не боишься ли ты такое продавать? – Удивленный