и снова проводил контрольные замеры и пробы. Он пересыпал получаемую смесь в контейнеры побольше, погружал в нее семена и клубни и помогал перенести их в теплицу. Попадая туда, будущие растения проходили обычный жизненный цикл в необычных для них условиях. Гонсалес с удовольствием посещал отсек № 6, чтобы поставить галочку в своем ежедневном отчете, а так же чтобы сделать очередную ставку на то, какой из овощей быстрее попадет на наш стол.
Первым на кратковременную потерю памяти начал жаловаться капитан. Он обнаруживал себя в других отсеках станции, но не понимал, как там оказался. Его давление и психическое состояние были в норме, анализы крови и энцефалограмма не показывали никаких отклонений. Шел двадцать пятый лун нашего пребывания на орбите спутника.
В один из лунов я нашла в теплице перевернутый ящик. В ней был высажен редис, который усердно гнался в росте за морковью, но, несмотря на скороспелость выбранного сорта, все равно отставал. Листья оказались смяты и переломаны, однако я не отчаивалась – сообщив Гонсалесу о происшествии, заново засадила ящик и вернула его на место.
– Большую часть растений удалось спасти, их повреждения не столь критичны, – обмолвилась я за ужином, надеясь, что вскоре на смену питательным желейным наборам придут первые плоды нашей общей работы.
– Угу, – кивнул Гонсалес и шумно втянул свою порцию, сложив губы, будто ел спагетти. – У меня сегодня отличное настроение. Как насчет партии в шахматы?
Я подозревала, что к случившемуся мог приложить руку капитан. Неосознанно. Но поднимать эту тему мне не хотелось, тем более после проделанной практически заново работы. К тому же он больше не жаловался на провалы в памяти и головные боли, а его физическое состояние было в норме.
– Ты ходишь черными, – сказала я.
Вспышки на Нербусе происходили с необъяснимой периодичностью – от двух до пяти выбросов за лун, при том просчитать, сколько именно их будет сегодня, не было никакой возможности. Когда Гонсалесу казалось, что он нашел подходящий алгоритм расчета, чужое светило будто знало об этом и выдавало совершенно иной результат.
На исходе двадцать шестого луна по дороге к своей каюте я заметила подозрительное пятно. Оно натекло из-под криокамеры – небольшой герметичной ниши, предназначенной для хранения внеземной органики и транспортировки на Землю для дальнейшего изучения. Хоть все полученные удаленно данные о НТ5610011 утверждали, что на спутнике нет ни малейшего намека на жизнь, какой ее представляют люди, ученые не теряли надежду и оборудовали «Деметру» специальным «холодильником». Я поймала это пятно краем глаза, уже отдалившись от коридора с криокамерой, организм требовал несколько часов сна, потому сообщила Гонсалесу о возможной поломке и с чистой совестью отправилась отдыхать.
Ничего даже отдаленно похожего на пятно в том месте на следующий лун я не нашла. Гонсалес, полностью поглощенный расчетами перед мониторами, отмахнулся.
– Ты устала, славно поработала на грядках, вот и померещилось, – говорил он, шутливо