лишь снимали или притупляли боль.
– Ты проходи Тимоша, я сейчас чаю налью. Всем и поделишься.
Парень снял свою старенькую дубленку и повесил ее в углу на гвоздик. Разувшись, поправил на ногах шерстяные носки и прошел к столу. Я разлила по кружкам травяной чай и, поставив на стол малиновое варенье из хлебницы, достала недавно испеченные лепешки.
– Ммм. Смородиновый, – обхватив замёрзшими пальцами горячие бока кружки, произнес он. – О, Малина меня малиновым вареньем угощает, – добродушно хохотнул он.
– Ешь, да рассказывай. Нечего попусту воздух сотрясать, – насупилась я.
Оторвав кусок лепешки и обмакнув в варенье, он откусил большой кусок и зажмурился. Прожевав и запив чаем, он пристально заглянул мне в глаза и сказал: «Малинка, а выходи за меня замуж?».
Я поперхнулась чаем, который только отпила из своей кружки.
– Шутник ты, Тимка, – прокашлявшись, ответила ему.
– Я и не шутил. Девушка ты хорошая, хозяйственная. Маме моей помогать станешь, а мы с отцом на охоту ходить чаще будем. К следующей зиме шубу тебе лисью сошьем, чтобы тепло и красиво было. Я тебя с детства знаю, всем хороша. Фигура и глаза твои синие уже второй год мне ночами спать не дают, – все так же глядя на меня сказал он.
– Тим, ты очень хороший парень. Но мне нужно время подумать. Вот так сразу я не готова дать тебе ответ.
– Думай. Торопить не стану, – и отхлебнув еще чаю продолжил. – Я сейчас с Тихоном разговаривал. Он дурные вести привез. В столице начались гонения.
– Какие еще гонения? – округлив глаза, перебила его.
– Ведьм и ворожей всех мастей со свету сживать стали.
– Как это? Они же одаренные, разве они так просто дадутся? – опять перебила его.
– После того как чиновнику наша Любава отворот поворот дала, он обиду затаил. Пошел к следующей, более сговорчивой – ведьме. Она ему колдовством да заговорами помогла все же пост повыше занять. А он, ирод такой, закон принял, что всех ведьм и им подобных, если в колдовстве уличат,– в тюрьму или на виселицу.
– Господи, страх- то какой! – перекрестилась я.
– Не вся история- то еще. По признанию в колдовстве одну ведьму прилюдно на площади повесили, а она возьми, да оживи. На глазах у людской толпы. Когтем отросшим веревку перерезала и на метле улетела.
– Брехня. Люди чего только в страхе не придумают, – с колотящимся сердцем ответила ему.
– Что мне дядька Тимофей рассказал, то я тебе и говорю, – обиженно надул губы парень и снова взялся за лепешку.
– Дальше-то что было? – в нетерпении подалась ближе к столу.
– После этого случая советник издал указ всех ведьм на кострах сжигать. После этого пепел развеивать, чтобы обратно не возродились, – прожевав очередной кусок, сказал мне парень.
– Ужас. Так и невинных оболгать можно, – всплеснув руками, возмутилась я.
– Да кто их там разберет. Но то, что Любаву на костер отправить могут, – это точно. Хотя она никого в жизни и пальцем не тронула, – задумчиво проговорил Тим.
Схватившись