Циммер поменял этикетки на колбах.
– Я не могу описать все это, слов не хватает, – говорил Фейерман, кидая чаевые на серебряный поднос. – Следующим летом поедем вместе. Тот не жил, кто не держал в руках…
– Доярку? – слабо пошутил Люциуш.
– Младенца. Настоящего живого младенца. Розового, крепкого, орущего от жажды жизни.
Последняя капля упала в мае 1914 года.
В тот вечер Циммер с загадочным видом поманил его к себе в кабинет. Нужна помощь, сказал он. Редкий, необычный случай.
На мгновение Люциуш испытал прежнее волнение.
– Какой случай, герр профессор?
– Необычайная патология.
– В самом деле?
– Настоящая загадка.
– Герр профессор сегодня необычайно игрив.
– Серьезный случай копчиковой ихтиодизации.
– Простите, герр профессор?
Тут Циммер не удержался и захихикал.
– Русалки, Кшелевский! В медицинском музее.
Со дня поступления на медицинский факультет Люциуш слышал слухи. Музей, в котором находились диковинки из знаменитой Кунсткамеры Рудольфа II, якобы хранил, помимо других бесценных экспонатов, пару карликов, трех ангелов в формалине и несколько русалок, которых преподнесли Императору после того, как их вынесло на чужеземные берега. Но ни один из студентов никогда не был внутри.
– У герра профессора есть ключ?
Ответом ему была проказливая улыбка, обнажившая десны и мелкие зубы.
В тот вечер они дождались, пока ушел куратор, и спустились вниз.
В зале было темно. Они прошли мимо орудий пыток, бутылей с деформированными эмбрионами, коллекции клювов дронтов, законсервированных морских черепах и сморщенной головы из Амазонии. Наконец они приблизились к дальнему стеллажу. Вот и русалки. Не прелестные девушки, плавающие в сосуде, как всегда воображал Люциуш, а два сморщенных тельца размером с младенца. Кожа на их личиках натянулась, обнажая зубы, а туловища сужались книзу и переходили в чешуйчатый хвост.
Циммер принес с собой рюкзак. Он открыл его и сделал знак Люциушу, чтобы тот положил внутрь одну из русалок. Они понесут ее на рентген и посмотрят, сочленяется ли пояснично-крестцовый отдел позвоночника с позвонками хвоста.
– При всем уважении, герр профессор, – сказал Люциуш, чувствуя, как голос его дрогнул от легкой паники, – я очень в этом сомневаюсь.
– Но посмотрите на поверхность – не видно ни клея, ни ниток.
– Это очень хорошая подделка, герр профессор.
Но Циммер уже нацепил монокль и вглядывался в рот русалки.
– Герр профессор, разумно ли ее уносить? Они кажутся… хрупкими. Что, если она сломается?
Циммер постучал русалкой по стеллажу, словно молотком.
– Очень крепкая, – сказал он.
Люциуш осторожно взял ее в руки. Она была легкой, на ощупь как будто кожаной. Казалось, русалка крепко зажмурилась. Вид у нее был крайне возмущенный.
– Пошли, –