уже тише, но с не меньшей злостью, – Я сигареты просил.
– Ну, принесла, – примирительно говорил Вовчик, – Так она как лучше хотела. Ты за два часа уже недельную норму выкурил.
Васька хмуро взглянул на администратора.
– У нее характер такой, заботится обо всех, – втолковывал Владимир.
– Да мне ее забота никуда не упиралась! – Василий сгреб со стола телефон, ключи от машины, прихватил куртку и широким шагом направился в кабинет директора.
Нет, эта пигалица достала, до печенок, а может глубже!
Широко шагая через длинный коридор, ведущий в кабинет, Васька все еще крыл матом всех кругом. Его бесило все. То, что вместо сигарет он получил плитку шоколада. То, что пигалица не испугалась, а спокойно выслушала его оскорбления. То, что за нее вступился Вовчик. А также то, что на душе стало еще поганее после вспышки необъяснимого гнева. Но сквозь бубнеж и ворчание, Барин отчетливо разобрал тихие всхлипы, доносившиеся из-за двери, ведущей на техэтаж. Васька так и не дошел до кабинета, в который направлялся, а свернул за эту самую дверь.
Груня сидела на бетонных ступеньках, обхватив коленки, затянутые в темно-бордовый форменный фартук, всхлипывала и стирала слезы уголком бумажной салфетки.
Барычинский много раз видел, как плачут женщины. Ну, плачут, значит, хотят порыдать. Кто бы что ни говорил, а женские слезы его не особо трогали. И парень не очень понимал, как шмыгающие носы и красные заплаканные глаза могут заставить нормального здорового мужика плясать под бабскую дудку.
Оказывается, могут.
Василий Павлович шагнул ближе, аккуратно прикрыв за собой двери.
– Слушай, пигалица…. – начал он, но осекся.
Девчонка резко вскинула голову, отвела ладошки от лица. Громко шмыгнула носом, утерла влажные щеки, а потом вдруг прищурилась.
– Вы, Василий Павлович, беспринципный, безалаберный, невоспитанный, хулиганистый грубиян и задира, страдающий от вечного похмелья, косноязычия, вредных привычек и с полным отсутствием понятий об элементарных правилах приличия!
Речь Груни была четкой, а голос, казалось бы, звенел от не до конца пролитых слез, но был тверд и решителен, как и взгляд зеленых глаз.
– И к Вашему сведению, Василий Павлович, – девчонка уже поднялась на ноги и с высоты своего среднего роста отважно смотрела на мужчину, который был вдвое тяжелее и на голову выше ее, – У меня есть имя. И оно не «Пигалица»!
Груня из подсобного помещения вылетала разгневанной фурией, громко хлопнув дверью, не заботясь о том, что подумают о ней сотрудники ресторана. Было откровенно плевать. Уволит? Ну и ладно!
Бася смотрел на закрытую перед его носом дверь.
– Оху…хереть, – выдохнул он, проводя рукой по волосам.
Выйдя из подсобки, Барычинский решил не идти в кабинет, а прогуляться по свежему воздуху. Оказавшись на улице, Васька все еще молчал, находясь в некоем подобие ступора. Не случалось еще с ним такого. Никто не ставил его на место, наверное, лет пятнадцать. С тех самых пор,