почти могу свободно дышать. Осталось совсем успокоиться, и я смогу вернуть Элину без опасности для ее благополучия.
От моей невольной служанки мысли перескакивают на храмы с их глупыми и недальновидными порядками, а от них к разговору с братом и отцом, состоявшемуся новолунье назад.
Я растягиваюсь на слегка покосившейся кровати, упираюсь взглядом в балдахин, пытаюсь всмотреться в переплетение нитей и, когда получается войти в почти медитативное состояние, погружаюсь в воспоминания:
– Ваше высочество, – лакей поймал меня, когда как раз собирался размять крылья и посмотреть, как проходят учения новобранцев. Новые территории завоеваны не так давно и там до сих пор неспокойно. Армия всегда должна быть наготове. – Его величество император ожидает вас в своем кабинете, – кланяется он, не замечая недовольного выражения моего лица, но ослушаться императора, все равно, что признаться в измене. Я складываю крылья, убираю пугающую многих тьму и ухожу со взлетной террасы.
Анфилады бесконечных коридоров, залов, стоящие навытяжку лакеи в ливреях – все мелькает перед глазами. Я тороплюсь поскорее разделаться с тем вопросом, ради которого отец меня отвлек, и вернуться к своим делам.
Белые, фиолетовые, голубые – цвета тьмы – нашей силы – и льда сливаются в один. Наконец, замираю у высоких, ослепляющих всех серебряным блеском, дверей. Жду, когда лакеи распахнут, после чего вхожу в кабинет.
– Вот и ты, мой сын. Рад видеть тебя во дворце. Слишком редко ты осчастливливаешь нас своим присутствием, – тихий голос отца стелется по кабинету. Я ни разу не слышал, чтобы он повышал голос, но все его распоряжения беспрекословно выполняются. Даже ребенком я не смел его ослушаться.
В кабинете отца всегда горит множество свечей, но даже несмотря на них, царит сумрак, а все из-за его невероятной силы, она выплескивается черными протуберанцами, даже когда ее сдерживают.
– Привет, Форст.
Именно поэтому не сразу замечаю сидящего в кресле брата.
– Привет, Дифс, – киваю я и тоже опускаюсь в кресло. – В честь чего собрание?
– Вот, полюбуйся, – отец кидает через стол длинный свиток.
Я «любуюсь», хотя, признаться, особенно нечем. Некогда плодородные земли стремительно пустеют, скот гибнет, люди болеют и умирают. Скоро и здесь все превратится в ледяную пустыню. Мы думали, что сила Ашты переборет проклятие нашего рода, не подпустит льды к своему владению, но она, будто ничего не хочет замечать.
– Я считаю, что мы зря позволили храмам сохранить независимость, – начинает брат то, ради чего меня, собственно и позвали. Он вытаскивает свиток из моих пальцев и тоже его изучает.
– Уверены, что информация достоверная? – горло сдавливает, и получается только сиплый хрип. Когда-то именно я уговорил отца и брата оставить храмы в неприкосновенности.
– Достоверные, – коротко бросает отец.
– Несправедливо, что храмы владеют плодородными горными долинами, в то время как наши подданные жалуются на неурожаи, – словно