улицы и Бастионного бульвара.
Только торговле пивом не вредила беда Даниловых, пивоварней хватало в городе с головой. Ходил слух, что завод выкупил какой-то немец. А вот Русские университетские курсы и Александровская гимназия могли потерпеть немалые убытки, им Лев Всеволодович, отец учителя, оказывал большую финансовую помощь. И смерть его наверняка повлечет за собой обеднение оных учебных заведений, если Григорий Данилов не вступит во владение наследством как полагается. Ныне же всеми фабриками, заводами и артелями продолжал заниматься старый приказчик Даниловых, немец Дильс, который после ухода хозяина, говорят, сильно сдал и едва протянет еще долго.
Родители учителя истории скончались один за другим с промежутком всего в несколько дней года два назад. Обоим было чуть ли не под семьдесят. Первые их дети жили обособленно и умерли в самом расцвете молодости. Старший сын пропал без вести, отправившись добровольцем на Балканы, или же умер от тяжелой болезни, от лепры или чахотки, никто не знает наверняка, а дочь вышла замуж за англичанина и жила тихой семейной жизнью некоторое время где-то за городом. Оба учились в Европе, не то в Париже, не то в Лондоне, и слыли теми еще оригиналами, основательно подпортившими психическое здоровье богатых родителей.
Их смерть оставалась черным пятном на репутации семьи. Но какого свойства это черное пятно, Соня не знала и не особо интересовалась, равно как и тем, чьи вафли она ест на завтрак и в записной книжке чьей печатной конторы ведет записи. В отличие от старших, младший, Гриша, учился в Москве. Наверное, Даниловы смогли уберечь его от чудаковатости, которой, по словами Сониного отца, рано или поздно заболевают все студенты заграничных школ.
– Самое верное образование способна дать одна только библиотека, – любил говаривать Каплан, не кончивший даже гимназии, но знавший больше, чем любой профессор Сорбонны.
После почтовой конторы Соня завернула за угол и оказалась на тихой Господской, вновь поймав взглядом фигуру в учительской тужурке. Пара перешла дорогу и двинулась дальше. На Господской Соня выбрала даму, вышагивающую в светло-кремовом «лалла руке» с индийским орнаментом и расширяющимися книзу рукавами. Широкое пальто позволило некоторое время быть вне окоема зрения учителя. Соня шагала в шести футах от дамы, пока Данилов не нырнул за единственную решетчатую ограду, выбивающуюся из стройного ряда кудрявых разновеликих и разноцветных фасадов улицы.
Кремовый «лалла рук» мерно уплыл дальше, а Соня встала у ворот особняка и от удивления не могла двинуться дальше.
Солнце еще не успело окончательно сесть за Двину, его косые лучи скользили по крышам города, появились первые фонарщики и зажгли у дома оба фонаря, свет их тотчас выхватил из тени квадратные каменные башенки.
Прежде, когда Соня проходила мимо особняка купцов Даниловых, она всегда отмечала его богатство и ухоженность. Высокие кованые ворота украшены двумя стоящими затылками друг к другу