Льва Николаевича я помнил только «Записки аэронавта» и «Толстой – детям», очень смутно про сына-свина в «Что такое хорошо и что такое плохо». Кто такие доктор Старцев и Ионыч я не знал. Через десять минут созерцания белого листа я признал свое поражение. Но перед тем как сдаться окончательно, решил сходить в туалет покурить. Тут мы с ним и познакомились. Быстро разговорившись, я рассказал Гончему о своих проблемах. «А я знаю, кто такой Ионыч, – вдруг сказал Гончий. – Как зовут, не помню, но это про доктора, который уехал из Москвы или Питера куда-то в провинцию. Хотел всех вылечить. Но потом купил дом, коляску и перестал об этом заморачиваться. Это Чехова рассказ».
Спасибо, Дедушка, твоя удача снова со мной. На каких далеких кармических перекрестках отыскала она Гончего и отправила его ко мне в туалет? Бегом я вернулся в аудиторию. Моя ручка парила над листками, выводя ровные строчки элегантного эссе. Завершая сочинение, я картинно понурил голову и с неподдельной грустью воскликнул: «Так иногда и мы, молодежь восьмидесятых, забывая о светлых подвигах комсомольцев времен Гражданской и Великой Отечественной войны, тонем в гнилом болоте мещанства, не видя уже тех идеалов, которые вели нас к светлому коммунистическому будущему, к всеобщему счастью, равенству и братству».
Несколько лишних запятых уменьшили оценку до «четверки», но это уже не могло помешать мне поступить в институт.
Мы не часто встречались с Гончим после того случая, хотя он тоже поступил. Учился он плохо, каким-то образом переходя с курса на курс. Сдавая итоговой государственный экзамен по акушерству и гинекологии, увлекшись ответом, чуть не убил семидесятилетнюю профессоршу, назвав матерно часть женской репродуктивной системы.
А Арон Берман написал сочинение на двойку и теперь у него своя клиника в Израиле.
Реанимация
I used to know plenty women.
I used to know hardly their names.
I used to like different women.
I used to like hardcore sex.
Школа жизни – это школа капитанов.
Там я научился водку пить из стаканов.
Школа жизни – это школа мужчин.
Там научился я обламывать женщин.
Ф. Чистяков.
Маша Резус – угловатая некрасивая девушка с длинными мужскими руками и большим носом. Свое первое дежурство медсестры отделения кардиореанимации она проводила со мной. Учась в университете, я подрабатывал там медбратом. Секс и алкоголь были постоянными составляющими любого дежурства. Не знаю, с чем точно это было связано. С обилием страданий и смертей, проходивших через наши молодые неокрепшие души, или общей развязностью и распущенностью начала девяностых. Но это было так. Пили все, даже те, кто кололся. Разумеется, дежуря со мной, Маша не могла избежать, по крайней мере, алкоголя. Секс с ней в мои планы не входил.
Взяв в киоске бутылку водки, мы начали пить. Из закуски была только холодная вермишель с ужина. Бутылка быстро кончилась, и мне пришлось сбегать за второй поллитровкой. Мы мило беседовали. Каждый раз, опрокидывая в аккуратный рот с сочными губами рюмку водки, Маша смешно морщила свой пикантный носик. Ее выразительные глаза влажно