прожитые годы, так и не сделал.
Меня вытащил из-за праздничного стола дежурный милиционер, барабаня в дверь моей квартиры. По дороге в прокуратуру он сообщил, что на том берегу пролива (Татарского) стрельба, есть трупы, и что Савчук послал за мной. Всегда, когда при ЧП были трупы, Олег Федорович Савчук, старший следователь прокуратуры Николаевска-на-Амуре, включал меня в оперативную группу, которую он и всегда возглавлял (в группу обычно входили оперативники из УВД – два человека и участковый милиционер, на участке которого совершалось ЧП с трупами – это в тайге на лесоповале, в селениях гиляков, на путине, – всегда по пьянке). На сей раз на правом берегу Татарского пролива, в небольшом поселении, разбитом еще при Николае I, где было три дома, в которых доживали старики и один двухэтажный дом из почерневших от времени и ветров бревен: на первом этаже сарай, когда-то были курятник и свинарник, на втором этаже – общага. По стенам шкуры морского зверя – сивуча, нерпы, на них спят, в середине, на все пространство деревянный стол и вдоль него с обеих сторон лавки. Все из плохо выструганных досок. К Татарскому проливу – окна, стекла в которых с трещинами, или разбиты. Да, еще огромная каменная печь и для приготовления пищи, и для обогрева. «Общага» для охотников, когда они приносят шкуры соболя, куницы, лисы, норки на сдачу в артель Николаевска-на-Амуре.
Первого мая, так случилось, что одновременно пришли из тайги две бригады охотников. Одна – из гиляков. Другая «русская», хотя в ней был русский только один, а еще два украинца, один армянин и один якут. Аборигены пришли раньше, ночью, и к утру были уже изрядно пьяны. Они, естественно, не хотели пускать к себе чужаков. Чтобы отпугнуть, пальнули несколько раз из окон. Ну, а те, кто только на баркасе причалил, начали палить по-настоящему. Местный старик сел в моторку и через 20 минут был в милиции. А еще через 20 минут, Савчук собрал всех нас в своем кабинете в прокуратуре. Город Николаевск-на-Амуре тогда был небольшой. А так подробно все пишу, ибо и сейчас переживаю явственно то, что тогда со мной произошло.
У баркаса мы обнаружили три трупа в лужах крови с карабинами («еще дымившимися») в руках и двоих – русского и якута – ранеными. Савчук приказал мне остаться с ранеными, а с остальными ползком пробираться к общаге: оттуда из разных окон гремели выстрелы. Увы, помочь раненым я не мог, у обоих были прострелены шеи на вылет, и они при мне скончались. Я побежал за своими! Кажется, в меня не стреляли. Добежал до угла общаги и увидел вход, вернее, лаз внутрь. Я проник. Это оказался заброшенный курятник. Внутри было темно. На верху я увидел просвет. Там второй этаж, откуда палили из винтовок. Я (до сих пор не понимаю, что мной тогда руководило?) подпрыгнул, схватился за край просвета, подтянулся и оказался внутри на втором этаже. Перед мной картина – стол с остатками пищи – картофелины в мундире, ломти хлеба, луковицы, куски вяленной горбуши и нечищеные