Миша вот – работал, приходил с работы, уставал, преисполненный измученного достоинства вешал брюки на спинку стула, устало сидел на кухне.
Вах вот тоже был серьезным человеком, занятым, в совете состоял, общался с вновь прибывшими.
а у Ло не было этого люка, которым можно было задраить мостовую от дождя бытия.
Ло просто был и очень, очень этого стыдился. как бы он хотел быть таким уважаемым человеком как Миша. но к Ло не липли навыки, вот и все тут.
и он просто существовал. это было как ходить голым в мире где стыдно оголить руку.
Ло Ваху с Мишей с одной стороны мешал, а с другой наполнял своим присутствием их жизни чувством нормальности, вот я-то нормальный, а Ло какой-то дурак. хорошо что я не Ло, хорошо что я нормальный.
поверх голов
когда Ло был зажат в какие-то определенные тисочки – он казался себе возвышенным. это было так круто быть возвышенным, он как будто делал что-то хорошее. правда потом от этой возвышенности и от тисочков у него на лбу были кровоизлияния в виде цветочков, но ведь красиво же, миленько, безобидненько, цветочки же.
в его доме смотреть на человека считалось чем-то гадким, и самое оптимальное – было смотреть куда-нибудь в вечное, разговаривать на возвышенные темы, максимально стараться соответствовать высокому, и ты будешь не такой противный для мира.
счастье не подразумевалась. это была борьба между более отвратительным и менее отвратительным. Ло не мог так жить, но жил.
у членов его семьи, у матери это как будто бы получалось органично, отец просто отсутствовал, а у Ло никак не получалось отсутствовать. он все время топорщился. он готов был платить любую драгоценную цену, выращивать на лбу кровавые цветочки, но никогда не доходил до органики, до гармонии. все – таки Ло был чутким и видел это, что у него никак, никак не получалось стать произведением искусства. порхать как бабочка и оставлять после себя чувство шелкового платка, человека, который истерт на столько что никогда и ни чем не потревожит. но Ло упорно пульсировал не смотря на все свои отчаянные попытки стихнуть.
он очень хотел не раздражать, это было бы для него высшей формой счастья, и какой болью было в нее никогда не попадать. какой никчемный он должно быть если при всех его стараниях у него ни разу, ни разу не получилось.
Вах говорил священным возвышенным тоном, и Ло подумал ну он не поймет, это же что-то такое, особенное, возвышенное. хотя было грустненько конечно.
опять он на обочине. на прекрасной планете был на обочине жизни, а здесь на обочине бессмертия.
но так туда хотелось, туда где Вах видит что-то красивое. но Ло не оттуда. куда ему до возвышенных далей.
крути педали пока не дали.
Ло не будет марать это своими грязными лапищами. есть святые люди. специально обученные.
хотелось ходить на цыпочках, Ло ходил, но так болели пятки. но Ло все время ходил.
Вах был путеводной звездой.
сам Ло