расстрел. Как выяснилось позже, это была шутка, но по словам Венедиктова, после того, как он пришел в себя, он осознал, что теперь больше ничего не боится…
Почему главред «Эха» не рассказывает об этом случае из своей жизни? Вернее, делает это очень редко. Боится показаться нескромным? Но скромность – далеко не превалирующая характеристика Алексея Алексеевича. Не потому ли, что время для срабатывания этой информации пока не пришло? Венедиктов – выдающийся манипулятор общественным мнением, и я вполне допускаю, что именно аргумент «несвоевременности информации» его в данном случае и сдерживает. Зато он с удовольствием и многочисленными подробными разъяснениями вспоминает давний разговор с Владимиром Путиным, когда президент описал ему различия между понятиями «предатель» и «враг», определив Венедиктова во «враги». Он часто рассказывает, как ответил отказом на просьбу Путина стать его доверенным лицом на выборах, и что тем не менее президент, как минимум, трижды лично запрещал закрывать радиостанцию. А вот про случай, связанный с реакцией, в тот момент премьер-министра Путина, на работу «Эха Москвы» в период российско-грузинской войны, говорить не любит.
Когда я работал с Венедиктовым, от него часто можно было услышать: «мой друг – Волошин», «мой друг – Нарышкин». Сейчас, фамилии уже другие: «мой друг – Песков», «мой друг – Володин». Где здесь констатация факта, а где сарказм, понять невозможно. Умение владеть собственными эмоциями, голосом, мимикой, жестами – все это превратилось для Алексея Алексеевича в давно пройденный материал. Он, действительно, ничего не боится, вот с этим не поспоришь. Венедиктов сам называет себя консерватором, в каких-то вопросах – мракобесом. Он заявляет, что его любимые политики – Рейган и Тэтчер. Он всегда демонстративно ходит в клетчатых рубашках, почти никогда не надевая пиджак. Для визитов в Кремль он ограничивается красным свитером. Он руководит, как принято считать, главным рупором либеральной оппозиции, но при этом гордится своими совершенно тоталитарными рейтингами, позволяющими ему бесконечно переизбираться в должности главного редактора «Эха Москвы».
Впрочем, боюсь, тут мы вынуждены будем уйти в более подробный анализ феномена под названием «Эхо Москвы», а мне не хотелось бы делать это сейчас. Потому что Венедиктов, конечно, важнейшая фигура для радиостанции, но «Эхо» – это не только Венедиктов. Это множество совершенно отличных друг от друга людей, многие из которых и так будут появляться в моем рассказе. Пока же я ограничусь еще одним парадоксом, иллюстрирующим загадку Веника. 18 января 2012 года, Владимир Путин, встречаясь с главными редакторами российских СМИ, устроил Алексею Венедиктову такую публичную головомойку, какую не устраивал ни до, ни после.
Отвечая на вопрос руководителя «Эха Москвы», Путин постепенно перешел к собственным впечатлениям от работы журналистов радиостанции. Приведя несколько