торце стола. Заядлый курильщик, он прикуривает одну папиросу от другой. Курит и непрерывно ест сладости. Рядом с ним его девушка – Таня Щеглова
М и х а и л. О социализме мы сегодня рассуждать не будем.
Р о з а н о в. И правильно. Социализм пройдет, как дисгармония, как буря, ветер, дождь. Хотя, возможно, не скоро. И если придет, то тоже не скоро. Хотя предпосылки есть. Самая почва нашего времени испорчена, отравлена.
Щ е г л о в а. Вася, ну зачем же так мрачно?
М и х а и л (добродушно). Апокалиптик ты наш. (Щегловой) Ну, что с него возьмешь?
Открывается дверь, входит Суслова. Михаил устремляется ей навстречу.
С у с л о в а (осматриваясь). Узнаю Россию. Какой разговор по душе без самовара.
Щ е г л о в а (Розанову). Вася, это кто?
Р о з а н о в (вполголоса). Суслова, бывшая подруга Достоевского.
Щ е г л о в а. Та самая?
Р о з а н о в. Та самая. (Себе) Поразительное сочетание кокетства и недоступности.
Михаил усаживает Суслову напротив Розанова – на противоположном конце длинного стола. Их разделяет несколько метров.
М и х а и л. Господа, позвольте представить вам нашу гостью. Суслова Аполлинария Прокофьевна. (неожиданно мнется) Писательница, известная нигилистка. Любит молодежь.
Щ е г л о в а (вполголоса и с усмешкой – Розанову). Молодежь или молодых людей?
М и х а и л. Господа, тема нашего сегодняшнего литературного вечера – любовь, брак и семья (с иронией), и прочие пережитки прошлого. Для завязки дискуссии выступит Василий Розанов. Покорно прошу, Василий. Тебе слово.
Р о з а н о в. Господа, давайте сначала предоставим слово Аполлинарии Прокофьевне. Она столько лет провела за границей. Так любопытно послушать ее.
С у с л о в а. Ой, прекратите, Розанов! Не смейте под меня подделываться. Вам предоставили слово – извольте говорить.
Р о з а н о в. (справляясь с волнением). Господа, боюсь, я скажу то, что вам не понравится. Я глубоко убежден в том, что мы рождаемся для любви. И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете. И насколько мы не исполнили любви, мы будем наказаны на том свете. Это мой главный канон. А канон второй: не выходите, девки, замуж ни за писателей, ни за ученых. И писательство, и ученость – эгоизм. Выходите, девки, за обыкновенного человека, чиновника, конторщика, купца, лучше бы всего за ремесленника. Нет ничего святее ремесла. И такой муж будет вам другом. Третий мой канон: замужество – это второе рождение. Где недоделали родители, доделывает муж. Он довершает девушку просто тем, что он – муж.
Щ е г л о в а (с сарказмом). Да уж, он довершит. Василий, ты говоришь так, будто тебе в обед сто лет.
Р о з а н о в (себе). Иногда мне кажется, что мне тысяча лет.
Девушки и юноши посмеиваются.
Щ е г л о в а. Василий, если писательство – эгоизм, зачем ты постоянно пишешь?
Р о з а н о в. Писательство – есть несчастие, рок. Это мое второе мнение, но есть и другие.
С у с л о в а. К примеру?
Р о з а н о в. Счастье писания – есть счастье рождения.
С у с л о в а. А рок в чем, Розанов?
Р о з а н о в. Боюсь,