с пластиковым контейнером перед телевизором и пытаюсь отключиться. Хочу, чтобы мозг занялся чем-то еще, а не думал о работе и Дэвиде. Но, покончив с ужином, понимаю – бесполезно. А раз так, то лучше поработать.
Сама идея – взять интервью у Эвелин Хьюго, контролировать ее рассказ и не позволять ей контролировать меня – немного пугает. Есть у меня такая слабость – переусердствовать с подготовкой.
Выглядит все устрашающе – интервьюировать Эвелин Хьюго, контролировать ее рассказ и не позволить ей контролировать меня. Моя проблема не только в чрезмерном старании. Что еще важнее, я всегда веду себя как страус, хочу спрятать голову в песок и избежать того, с чем не желаю сталкиваться лицом к лицу.
Итак, следующие три дня я посвящаю исключительно знакомству с Эвелин Хьюго. Поднимаю старые статьи о ее браках и скандалах, смотрю по вечерам ее старые фильмы: «Закат в Каролине», «Анна Каренина», «Джейд Даймонд», «Все для нас». Раз за разом прокручиваю сцену из «Души общества», где она выходит, голая, из воды, и, когда засыпаю, продолжаю видеть ее уже во сне.
Мало-помалу я даже начинаю в нее влюбляться. Не сильно, немножко. С одиннадцати вечера и до двух ночи, когда остальной мир спит, на экране моего лэптопа – она, и ее голос наполняет мою гостиную.
Отрицать невозможно – Эвелин поразительно красивая женщина. Люди часто говорят о ее прямых и густых бровях и светлых волосах, но я любуюсь лепкой ее тела. У нее четкая и сильная линия подбородка, высокие скулы, и это все как бы нацеливает взгляд на припухшие губы. Глаза большие, но не столько округлые, сколько миндалевидные. Загорелая кожа вкупе со светлыми волосами наводят на мысль о пляже, но тем не менее выглядят элегантно. Я знаю, что это не дар природы – ни светлые волосы, ни кожа с бронзовым отливом, – но не могу отделаться от чувства, что так должно и быть, что люди должны рождаться вот такими.
Теперь я уже не сомневаюсь, что в том числе и поэтому историк кино Чарльз Реддинг как-то сказал, что лицо Эвелин создает впечатление «неизбежности. Такое изысканное, практически идеальное, что, когда смотришь на нее, кажется, что ее черты в этой комбинации, в этом соотношении были обязаны сойтись, рано или поздно».
Я развешиваю фотографии Эвелин по годам: 50-е – облегающие свитерки и бюстгальтеры-«пуля», пресс-фото ее и Дона Адлера в «Сансет студиос» вскоре после того, как они поженились, снимки начала 60-х – она с длинными прямыми волосами и мягкими, упругими кудряшками, в укороченных шортах.
На одной черно-белой фотографии Эвелин сидит на идеально чистом пляже в большой широкополой черной шляпе, скрывающей одну половину лица, а солнце освещает другую половину.
Одна из моих любимых – черно-белая с церемонии вручения «Золотого глобуса» в 1967-м. Эвелин сидит у прохода, волосы зачесаны вверх и назад. На ней светлое кружевное платье с глубоким круглым декольте, сдержанно демонстрирующим все, что нужно, правая нога выскользнула из выреза юбки.