потому, что ещё не «заплатили по закладной!..») всего заказанного. И принесла и поставила на широкий бордюр, отделявший кухню от столовой, два подноса.
Колин, сопя, взял один из них, и осторожно – тяжёлый! – понёс, молча балансируя, чтоб не пролить борщ, на облюбованный столик – в углу большого помещения. Ма, поблагодарив Линду, взяла второй. Но идти пока не смогла: Сарочка вцепилась в её ногу, как клещ! Попытки «вразумления» и сердитые оклики нисколько не помогли. Колину пришлось вернуться, и перенести на «их» столик и второй поднос. После чего он принялся подносы разгружать, выставляя тарелки и чашки на стол, ма же пришлось нести захныкавшую и наморщившую личико Сарочку к столу на руках.
Приём пищи прошёл нервно. Сарочка кривилась, и не хотела есть «чужую» еду. Колин, наблюдая за страданиями матери, кушал тем не менее с аппетитом – еда оказалась и правда – вкусная! Ма так готовить не умеет. Впрочем, он был уже научен горьким опытом – попробуй он только об этом заикнись!.. Ха! «Тёмный Чулан» на два часа обеспечен!
Вот, кстати, интересно: а где ма будет закрывать его для наказания – здесь? «Тёмных Чуланов», или хотя бы – пустых углов, в квартире генерала Брюера – нет!
Впрочем, не это сейчас главное. Да и за ма он не волновался: уж она-то что-нибудь придумает! Времени для раздумий у неё сколько угодно: звонить теперь некому! А так – она и не работает, и не стирает: машинка для этого – есть и здесь! И обед не готовит, предпочитая просто разогревать в микроволновке полуфабрикаты. И рукоделием, как, скажем, тётя Розмари, не увлекается…
Доев, Колин протянул руки. Ма с большим удовольствием и видимым облегчением пересадила Сарочку со своих коленок – к нему. Колин занялся малышкой. Принялся «ворковать», как ма это называла, и уговаривать. И, как ни странно, сидя у него на коленях, очевидно, успокоенная и отчасти убаюканная его привычным баритончиком, Сарочка наконец смилостивилась: перестала отворачиваться, и согласилась покушать.
Колин за буквально пять минут скормил сестрёнке все хлопья, после чего разделил остывшую котлету вилкой на маленькие кусочки, и тоже – скормил. Сок, конечно, на платьице Сарочки пролился. Ну, ничего – это было «рабочее», домашнее платье. Ма с таким расчётом его на дочь и одевала.
Пустые подносы и тарелки Колин отнёс к приёмному окну: видел, как это делают остальные посетители, те, кто закончил трапезу. А новые «клиенты» входили в столовую примерно по два-три человека каждые пять минут. И были среди них и мужчины, и женщины, и, как и у них – дети… Колин вспомнил слова па: пятьсот «членов семей». И двести учёных. Но учёные так далеко наверняка не ходят – у них, где-то на их уровнях, есть и своя столовая. Впрочем, па сказал, что кроме этой, ближайшей в их секторе Убежища, есть ещё три.
Передавая подносы с пустыми тарелками пожилому усатому мужчине с загорелым лицом, и в кожаном коричневом фартуке, Колин сказал:
– Спасибо! Всё было очень вкусно!
Погружённый в свои, явно невесёлые, мысли, мужчина вдруг словно очнулся:
– Рады, что вам понравилось! Главный Шеф у нас всегда отменно готовит! – улыбка получилась