на кухне – готовила любимое мороженое для сына. Гостиную от кухни отделял длинный коридор, так что жужжание миксера вряд ли могло потревожить сон больного. А закончив, вспомнила, что не покормила собаку. Сенбернар терпеливо ожидал ужина во дворе. В теплое время года он спал под верандой, в добротной будке, которую соорудил Клим прошлым летом, когда Боня был ещё толстым дурашливым щенком.
Уже за полночь она тихонечко прошла в свою комнату. Раньше здесь была спальня хозяйки, старой Зофии – называть её просто Зосей даже у местных язык не поворачивался. Зофия была сестрой ее бабушки. Аглая видела ее всего два раза в жизни: в детстве, когда приезжала в деревню с мамой, а затем лет двадцать спустя в Калининграде, когда Климу было уже семь.
Второй раз, в отличие от первого, Аглая до сих пор помнила до мельчайших деталей. В тот день она получила письмо от мужа, который тогда стажировался в США. В письме он прямо, без обиняков сообщил ей, что остается в Штатах, так как в России нет возможностей для профессионального роста, убедительно просил ее не тянуть с разводом, чтобы он смог поскорее снова жениться и получить американское гражданство, а также клялся не оставлять сына без материальной помощи. Надо признать, что слово он сдержал – деньги присылал регулярно. Да и сама Аглая вскоре поняла, насколько легче ей стало жить без постоянного ворчания непризнанного гения…
Однако в тот знаменательный день она горько рыдала над письмом, когда неожиданно затрезвонил дверной звонок. На ходу утирая слезы, Аглая поплелась открывать дверь. На пороге стояла Зофия. Несмотря на минувшие десятилетия, Аглая сразу ее узнала. Польская родственница совсем не изменилась: все такая же прямая спина, гладкая, волосок к волоску прическа и не поддающееся старости лицо, которое можно было бы назвать красивым, не будь оно столь суровым. Бабушка как-то рассказывала, что много лет назад муж и сын Зофии погибли в горах под обвалом – их тел так и не нашли. Тогда она и поселилась в деревне недалеко от места трагедии, работала учительницей в начальной школе и всю жизнь прожила одна. В округе ее уважали, однако побаивались: поговаривали, будто она колдунья. Глупости, конечно. Просто Зофия, биолог по образованию, хорошо разбиралась в травах…
– Муж бросил! – не спросила, а заявила гостья, едва глянув на заплаканное лицо внучатой племянницы.
В тот момент Аглая лишь отрешенно подивилась, откуда дальняя родственница могла знать о ее беде, если она сама лишь час назад получила письмо. Да и как вообще оказалась в Калининграде? Впрочем, на второй вопрос, хоть и не заданный, гостья ответила сама:
– Я приехала сказать, что свой дом в горах завещала тебе. Ты единственная, кому он принесет счастье. Когда уйду в мир иной, приезжай и живи.
Сказала – и пошла обратно к двери. Правда, с порога обернулась и добавила, чеканя слова:
– Не плачь. Он был не твой мужчина. Своего встретишь позже. Но сначала воспитай сына достойным человеком!
Больше Аглая ее не видела. Но и о своей одинокой доле больше не горевала. Некогда было горевать – надо же было воспитать сына достойным человеком… Клим хорошо учился, занимался