РАН. Ну, и везде полки с камнями и рудами. Родство, конечно, исключает выбор, но Муру казалось, что если б можно было б деда себе выбирать, то он выбрал именно такого. Профессора с топором. Или с кайлом? Геолог, ну надо же.
– Дед, а отец тоже геолог?
– Диссертацию по карсту защищал. Сейчас – другие интересы у него. Более… Прикладные.
– Он тут, с тобой живет?
– Нет, у него вон в новостройках над Камой квартира. Сдаем. А в Кунгуре у меня еще дом, я тоже тебе отпишу.
– Почему мне?
– Потому что ему не надо. Съездим с тобой на днях, дом проведаем.
– У него еще дети есть?
– Ты один, – дед пожал плечами. – Да теперь-то я уж не уверен, мож, он еще кого прячет. Но жениться – не женился, нет.
– Зачем же прячет? Да, дед, кстати, а ты-то сам кого в маленьком доме прячешь? Там свет горит внизу, я с улицы видел. А дверь во дворе – на замке?
– Много будешь знать – скоро состаришься, – усмехнулся дед. – Да мастерская у меня там, парень, я забыл, видать, свет погасить. Бог с ним. Все равно все твое будет… Покажу потом, как пойму, что ты за камешек. С виду-то вроде не пустая порода. Ну что, как в школе? А в школу-то в какую поступил?
– Где взяли. Большую улицу, по которой трамваи ходят, перейти и дальше почти все время прямо-прямо. Можно на автобусе, можно пешком минут двадцать. Около Угольного института.
– Вот так случай! Ну надо же, – хмыкнул дед. – Старая школа, довоенная. Отец твой там учился. И я, только она тогда называлась «Первая Железнодорожная». А в войну там госпиталь был. Завтра пойдешь? Каникулы-то когда?
– Каникулы уже. Но там елки новогодние, я с ребятами познакомился, помогаю им. С девочкой еще, она Хозяйку Медной Горы играет.
– Кого-кого?
– Хозяйку Медной Горы.
– Нехорошо.
– Почему? – изумился Мур.
– А вдруг настоящая приревнует, – усмехнулся дед. – Красивая?
– Очень! Завтра еще две елки с утра, а потом, они говорят, на Егошиху пойдем, кататься. Что такое Егошиха?
– Речка в логу. Кататься? Так тебе чего, санки, что ль, надо?
– Я сам не знаю.
– Да в логу такие склоны! Трамплины видел?
– Нет, я как-то ничего еще толком не видел. Только вокзал, школу да автобусы.
– Я там на Егошихе тоже в детстве катался. На круге деревянном от бочки, – задумчиво сказал дед. Муру почему-то вдруг стало жалко его, старого, костлявого, вернее, жалко его старые, источенные жизнью кости, за которые слабо держалось усталое тело. – А то еще ледянки намораживали, снежку с водой намесишь, навозца конского еще подмешать – летят! – дед чего-то совсем загрустил. – Вот и жизнь так же пролетела. Мигом. Вроде вчера только в логу катался, а уж скоро семьдесят жахнет. Ох. Вспомнил чо-то, как дедынька вон тут, под окошком сидел и те же слова говорил, мол, как вчера парнишкой был. Двенадцать ему было, как революция началась и все перевернулось. Пятого года он.
– Я тоже пятого года, – засмеялся Мур.
А