увесить.
– А как ты думаешь, товарищ Бардин, – спросил Жорка. – Наш лейтенант и после войны будет, как мудак, лозунгами разговаривать.
Ырысту пожал плечами, а отозвался Кириллов:
– Будет. Я таких знаю. Стакан водки не выпьют по-человечески, а сперва под видом тоста политинформацию втюхивают: социализьм, пятилетка… Еще бывает, что такой тип на бабу полезет, и р-раз, а не получается. Тогда он этому своему и командует: «Именем революции встать!», – Кириллов ухмыльнулся, а Жорка заржал. – Говорят, помогает.
– Надо взять на вооружение, – сказал Ырысту.
– Рано тебе, как мы знаем, – с ехидством сказал Кириллов. – А мы видали. И слыхали, пол-Европы это самое. Так что не прибедняйся. А что до лейтенанта, то не надо осуждать, ему с такой биографией, это да. Тут знаешь ли…
– Еще и ублюдский взвод, – добавил Жорка.
– Во-во.
Взвод лейтенанта Шубкина нельзя назвать особо героическим и каким-то косячно провальным тоже не назвать. Воевали как все, ничем не выделяясь. Но было известно, как один ответственный штабной работник, изучив обстановку в части, вынес в отношении Шубкина железный вердикт: «Ублюдский взвод. Ни одного коммуниста». Солдаты только посмеялись, лейтенанта же такое положение не устраивало, он периодически сватал личный состав вступить в партию или хотя бы в кандидаты в партию (в жоркином случае – в комсомол), но в этом не преуспел.
Кириллов любил рассказывать, как ему еще в сорок втором предлагали подать заявление в ВКП (б). Очень настойчиво предлагали, план у них какой-то. Так что, когда политрук (политрук или замполит, кто их разберет алырников) очередной раз принялся намекать на идейную составляющую, красноармеец Кириллов вылупил глаза и, истово крестясь, затянул «Богородице Дево, радуйся». Вопрос, естественно, был закрыт.
Ырысту Бардин еще до войны, в рецидиве мещанского карьеризма, намеревался пополнить ряды коммунистической организации. Уже и рекомендация была и предварительное одобрение. Потом передумал. Настали странные времена: не умеющий читать и писать плотник Амаду Мегедеков оказался троцкистом, а дядя Саша Алчубаев, шестьдесят лет своей жизни не покидавший Мажерок, был уличен как японский шпион. И это только за неделю. Дальше – больше. Тогда Ырысту собрал семью и уехал в глушь и вверх, в родную горную долину. Пошла прахом предыдущая жизнь: интернат, институт, работа. А планы крайкома о создании ойротской национальной интеллигенции – да идите вы все! Других найдете дураков. Ырысту разочаровался. И как всякий потерявшийся в жизни человек, захотел вернуться к истокам. И не только в переносном смысле – здесь, в горах, начинали свой путь многие речки. Кажется, солнце тоже рождается здесь. Хорошо! Спокойно. А трудно – от слова «труд». Пусть сыновья- погодки привыкают. Это правильно. Плохо то, что книг не достать, пристрастился Бардин к чтению давно. И от еды традиционной Ырысту уже отвык. Он и так совершенно обрусел за последние пятнадцать лет: в поведении, в быту, в привычках, но более всего – в кулинарном смысле. А борщ варить супруга не умела. Но в остальном