лишенный юмора смешок.
Я качаю головой. Последнее, что нужно мальчикам, – это переживать за Эйдена. Он – единственный в их жизни постоянный человек. Мне остается лишь представлять, как это страшно – увидеть свой дом, огороженный полицейской лентой. Даже я никогда с подобным не сталкивалась.
– Я решил не вдаваться в подробности, – продолжает Эйден. – Им всего девять лет. Не хочу, чтобы они думали об убийстве, произошедшем на крыльце их дома. Им не нужна очередная травма. Достаточно того, что они потеряли маму. Мальчики знают, что Грег мертв, а большего им знать и не нужно.
Все, что на данный момент я могу сделать, – положить руку на плечо Эйдена и выразить моральную поддержку.
Ноющая боль в сердце и комок в горле мешают мне говорить.
– Я обещал им, что никуда не уйду и что нас ничто и никто не разлучит. – Эйден впервые переводит взгляд на меня.
– Они боятся тебя потерять.
– Да. Надеюсь, что скоро все образуется. Мы посидели, пообщались, я ответил на их вопросы. Они хорошо справляются. Перед моим уходом они выглядели как обычно. Жаль только, что эта история испортила им зимние каникулы.
– Думаю, мы найдем способ их развлечь, – заверила я, мысленно перебирая список дел, которые можно сделать до того, как в январе начнется школа, забыв на мгновение, что меня в Кинг-Сити уже не будет.
Эйден качает головой, как будто желая выбросить из головы все тревожные мысли.
– Если ты все еще хочешь поговорить, сейчас самое время. Ребята скоро подтянутся.
На мгновение у меня замирает дыхание.
– Ты прав. – Я, наконец, выдыхаю.
Мы стоим лицом друг к другу, только на этот раз между нами возникает чувство неловкости, даже отстраненности. Все мои секреты связаны с попытками выжить – эти истории, вероятно, стоило бы оставить для психотерапевта. Но одновременно с тем мне не терпится открыться Эйдену. И это желание лишь подтверждает, насколько я ему доверяю.
– Может, присядем на диван? Мой рассказ не из коротких.
В прошлый раз наши посиделки на диване закончились лучшим поцелуем в моей жизни. Мы садимся, я поворачиваюсь к Эйдену, скрестив ноги. На его лице застывает нейтральное выражение, поэтому мне трудно понять, о чем он сейчас думает. Вероятно, о чем-то вроде этого: «Давай уже, Тея! Хватит драматизировать!»
– Помнишь, я рассказывала о своем отце и его гибели? Как он однажды приехал за мной пьяный и в итоге убил себя и шестилетнюю Сабрину?
Даже если Эйдена и удивляет начало повествования, он ничем себя не выдает. Внезапно я осознаю, как много места он занимает на диване. Я вижу его тело, обращенное в мою сторону, и пристальное внимание, которое он мне выказывает.
Не обращая внимания на ком в горле, я продолжаю:
– Ты уже знаешь, что Тони, отец Сабрины, ненавидит меня и винит в этой трагедии. Но я не говорила тебе, до какой степени. Я не говорила, что его горе переросло в гнев, а потом – в месть. Цель его жизни – выследить меня и уничтожить.
В то