не так уж и сильно портили это утро. Даже шелест листьев в саду естественным фоном вплетался в эту драматическую сцену, словно в какой-то мыльной опере.
– Тебе не стоит учить меня жизни! Ты сама-то кто? – с неприятной улыбкой кричал он.
– Я вот это вот всё! Лечу людей, зарабатываю – тебе и не снилось, а ты с гитаркой своей мечешься: «Пригласят – не пригласят? Заплатят – не заплатят?». Вон сосед заборы делает, крыши кроет. Лодка у него к мосткам привязана, а у тебя «Дэу» и кроссворды дурацкие, – без улыбки отвечала она.
– Вот и пиздуй к своему соседу в лодку. А я рожу твою без макияжа видеть отказываюсь и ухожу потому. Пусть тебе сосед поёт! – выплеснул он ей в лицо злые слова и стремительно покинул территорию дачи.
Загудела упомянутая выше машина. И только пыль по-над забором заклубилась в сторону трассы.
Я стоял на крыльце с бутылкой минералки. И мне было вроде как стыдно. Вот так становиться свидетелем чужих скандалов или там антагонистических противоречий в обществе – неприятная штука. Впрочем, я всё равно был польщён – и за лодку, и за кровлю. Да чего уж там – я тоже на гитаре играю и песни пою, если выпью чего.
Она повернулась ко мне раскрасневшаяся то ли от смущения, то ли от злых слов, прозвучавших за минуты до этого.
– Доброе утро, Алисия! – крикнул я как можно веселей.
– Доброе… Ну, конечно… – махнула она рукой и поспешно вернулась в домик.
А я задержался на крыльце. Мне почему-то вспомнились те светлые деньки, когда я чинил соседке забор и мастерил навес к веранде. Это было в прошлом году. Она мне денег дала и угощала зелёным чаем. Мы смеялись и шутили без разных там сексуальных подтекстов. Хотя вру, подтексты были. Но существовали и правила – работа и половой вопрос несовместимы для настоящего марксиста. Ну, то есть сначала работа, а потом всякие там прикосновения и трепет плоти.
Но в разгар моего трудового процесса у Алисии появился этот пижон с гитарой. Продержался сезон. Я даже лодку им давал для романтических круизов под луной.
А лодка у меня – алюминиевая «Казанка» с лобовухой из оргстекла. И мотор есть – «Ветерок». Но на вёслах приятней женщин по волнам катать, если не далеко, конечно же.
Ну, вот они и катались. А я забор делал. А соседка моя – она то ли кардиолог, то ли стоматолог из какого-то козырного столичного центра. «Порш Кайен» у неё белого цвета. «Для статуса», – поясняла она. Вот ведь у них там, в Москве, эти статусы-хуятусы. Потому и влюбляться в москвичек по-особому надо. А лучше не влюбляться, а использовать их чёртовы статусы для удовлетворения разных насущных потребностей или песни петь им за экологически чистое жильё и здоровое питание, навроде чая зелёного или барбекю.
Но мне Алисия нравилась – как по возрасту, так и по культурным разным критериям. Не всякий сейчас Пруста читает иль Стейнбека, а уж про Диккенса вообще молчу. А она даже поэта Маяковского наизусть могла продекламировать в тени старой яблони антоновки.