наши края, сказал он мне, настолько же для уединения и спокойствия, насколько и для ужения. Он видел меня раза два из окна своей комнаты и спросил, не дочь ли я викария.
Я поправила его. Я сказала ему, что викарий женат на сестре моей матери и что он и тетка заменили мне отца с матерью после смерти моих родителей. Он спросил, можно ли ему будет прийти на другой день к доктору Старкуэзеру, прибавив, что у него есть друг, который, если он не ошибается, знаком с викарием. Я пригласила его посетить нас, как будто жила в собственном доме. Я была очарована его глазами и его голосом. До тех пор я несколько раз воображала себя влюбленной то в того, то в другого, но никогда в присутствии других мужчин не чувствовала того, что чувствовала теперь в присутствии этого человека. Сумерки быстро сгущались в ночную тьму, когда он расстался со мной. Я оперлась на калитку нашего сада. Я едва переводила дух. Я не могла думать, сердце мое билось, как будто хотело выскочить. И все это вследствие встречи с незнакомым мужчиной! Я горела от стыда и вместе с тем была невыразимо счастлива.
А теперь, когда прошло несколько недель после нашей первой встречи, он сидел возле меня и был моим на всю жизнь. Я подняла голову с его груди, чтобы взглянуть на него. Я была похожа на ребенка с новой игрушкой, мне хотелось удостовериться, что он действительно мой.
Он не заметил моего движения, он сидел неподвижно в своем углу, погруженный в свои мысли. Обо мне ли он думал?
Я опять опустила голову на его грудь, стараясь не потревожить его. Мои мысли вернулись опять назад и показали мне новую картину в золотой галерее прошлого.
Сценой нового действия был сад при доме викария, временем действия – ночь. Мы сошлись тайно. Мы ходили медленно вдали от дома, то по темным тропинкам питомника, то по лужайке, облитой сиянием месяца.
Мы уже давно признались во взаимной любви и решили посвятить свою жизнь друг другу. Интересы одного были уже интересами другого, мы уже делили и радость и горе жизни. Я пришла к нему на свидание в эту ночь с тяжелым сердцем и с надеждой найти утешение в его обществе, ободрение в его голосе. Заметив, что я вздохнула, когда он при встрече обнял меня, он тихо повернул мою голову к лунному свету, чтобы прочесть на моем лице волновавшие меня чувства. Как часто читал он на нем мое счастье в первые дни нашей любви!
– Ты принесла дурные вести, ангел мой, – сказал он, нежно поднимая со лба мои волосы. – Я вижу на твоем лице следы тревоги и горя. Я почти желал бы любить тебя меньше, Валерия.
– Почему?
– Потому что тогда я был бы в состоянии возвратить тебе свободу. Мне стоит только уехать отсюда, и дядя твой успокоится, и ты освободишься от всех неприятностей, преследующих тебя теперь.
– Не говори этого, Юстас. Если хочешь, чтобы я забыла свои огорчения, скажи, что ты любишь меня.
Он сказал это поцелуем. Мы насладились минутой полного забвения всех невзгод жизни, полного поглощения друг другом. Я возвратилась к действительности, подкрепленная и успокоенная, вознагражденная за все, что вытерпела,