свет.
– Не надо, – просит Алекс.
Но его никогда не слушаются.
Дверь закрывается с тихим щелчком. Алекса не запирают, но ручка тугая, и в коридоре тоже темно. А нянька уходит к себе, на третий этаж. И если Алекс пойдет за ней, то его накажут.
Он бы все равно пошел, если бы не темнота и тень.
Она появлялась из стен, просачиваясь сквозь дыры в розетках. Чернота капала на пол, собиралась лужицами, расползалась ручьями.
– С-сдравс-с-ствуй, Ш-шурка, – говорила Тень, вбирая в себя всю черноту до капли. – С-с-скучал?
Ее змеиное, невообразимо длинное тело занимало всю комнату. Шелестела чешуя, касаясь обоев, похрустывали модели самолетиков на полке, которым грозило быть раздавленными, трещала, но держалась мебель. А треугольная голова тени ложилась на постель.
– С-скучал…
Раздвоенный язык касался пяток.
Вот тогда-то Алекс и начинал плакать.
Конечно, ему никто не верил. Отец злился, Аллочка вздыхала и пеняла нянек – плохо смотрят за ребенком, няньки злились на Алекса и отправляли спать пораньше, как будто теням было дело до времени.
Однажды Алекс решился и попросил отца купить лампу. Это же немного – лампа. У отца много денег. И ему будет не трудно. А если трудно, то пусть пошлет за лампой шофера… или няньку… или кого-нибудь. Алекс говорил, вспоминал тень и плакал. Ему было стыдно за слезы, но он ничего не мог с собой поделать.
– Сопли подбери, – сказал отец. – И это мой сын… довели. Ревет как баба.
Лампу не купили, зато новая нянька, которая обреталась в доме всего лишь неделю, исчезла, что было не удивительно. Зато другая, вместо исчезнувшей, не появилась, что уже было удивительно. Теперь Алексу приходилось ложиться спать самому.
От кровати до выключателя десять шагов…
На четвертом появлялась тень. На девятом она догоняла Алекса. На десятом он нырял под одеяло, а тень наваливалась сверху.
– Хорош-ш-шо… хорош-ш-шо… – приговаривала она, подбирая Алексовы слезы. – Хорош-ш-шо, Ш-шурка.
Потом Алекс стал старше и научился не плакать. Даже когда тень обвивала шею и дышала в ухо, он держался.
И теперь сдержится. Тень – это… это пострашнее костей.
Но кости свисали с крыши, шевелились, как будто в них оставалась еще жизнь.
Джеку вот плевать. Джек забрался на стол и сдергивает скелеты, как рыбины с крючков. Алекс тоже так сумеет.
Алекс не слабак и не трус.
Не слабак. Не трус. И плакать не станет. Ни за что не станет.
Он выбрал стол у второй стены и, отодвинув блюда и чаши, залез на него. Встал. Прикоснулся к костям. Наощупь те были сухими и тепловатыми.
Ничего. Это просто кости. Нужно поверить, что это просто кости. Схватить покрепче и рвануть. Схватить и рвануть.
Заскрежетало и рухнуло с облаком зеленоватой пыли, воняющей прелым мехом. Но Алекс не заплакал. И не заплачет. Он перешел к другому скелету, а потом к следующему… стол казался бесконечным.
– Хватит, – сказала Советница Снот, возникшая на пути. – Вам хватит этого. На некоторое