соленые, как слезы. Плакали монашки, громко, навзрыдно.
Крестились.
Крестов на кладбище целый лес, вырастают из земляных холмиков, блестят нарядно.
Пусть их.
– Господи спаси… господи спаси…
Карлик в черной кожанке прячется под дамским зонтом. Зонт ярко-зеленый, как кладбищенская трава.
– Я тебя видел, – говорит Вершинин карлику. – Ты клоун. Из цирка.
Карлик скалится и стреляет из огромного нелепого нагана.
Вершинин просыпается. Он сидит в кровати и дышит, сипло, продавливая воздух сквозь сцепленные зубы. Руки дрожат, а волосы мокрые, как будто он и вправду из дождя вынырнул.
– Приснилось, – Вершинин засмеялся, до того радостно ему было, что все виденное – лишь сон. – Бывают же такие сны!
Рыжий Аспирин, устроившийся на соседней подушке, заурчал: если ему и снились сны, то явно не кошмары.
А у подъезда доктора Вершинина встречали. На газоне дремал белоснежный «Хаммер», а все тот же карлик, на сей раз выряженный в белую ливрею и цилиндр с желтыми пуговицами, старательно полировал серебряного медведя на капоте.
– Здравствуйте, доктор, – сказал он, пряча тряпочку в рукав. – Позвольте вас прокатить?
– Спасибо, не надо.
– Да постойте, доктор! Куда вы так спешите! – Карлик перегородил дорогу, вынуждая остановиться.
– Кто вы и что вам надо?
– Друг! Поверьте, Брунмиги – ваш самый искренний друг! Такой, который желает добра и только добра!
Улыбка у него была омерзительная.
– Извините, но я не имею желания…
– Садитесь в машину, доктор. Не злите Хозяина, – карлик засмеялся дребезжащим бубенцовым смехом. – Вы же теперь знаете, чего бывает, когда Хозяин злится?
Брунмиги вытащил из белого кармана ливреи неестественно огромный наган, который в карман же спрятал.
– Садись.
Он с обезъяньей ловкостью открыл дверцу машины и впихнул Вершинина внутрь.
В салоне стоял зверский холод.
– Потерпите, доктор, – сказал человек в белой соболиной шубе, украшенной головами зверьков. – Это у вас с непривычки.
И Вершинину показалось, что соболя закивали.
– Могу я поинтересоваться, кто вы такой?
– Доброжелатель, – ответил человек. Он был не стар и не молод. Да и само лицо его отличалось какой-то совершеннейшей невыразительностью. Вершинин пытался разглядеть, запомнить, но у него не выходило, как будто бы лицо это, слепленное из тумана, постоянно менялось.
– Если вам необходимо имя, то называйте меня Варгом. А вот что мне от вас надо… Скажите, доктор, вы верите?
– В бога?
– В бога. В богов. Во вселенский разум. В высшие силы. В деньги. В удачу. В свободу слова или демократию. В бессмысленность жизни. Во что-нибудь, но только искренне.
– Я… не знаю.
– Жаль. Но у вас еще будет время поразмыслить.
– Да какое вам, собственно говоря, дело?
– Никакого. Хотя… глобальный интерес к вопросам