часа мы проводим в тишине, но винты вновь набирают обороты, и вертолет улетает. Свечу зажигают, и входная дверь снова открывается. Мишель стоит на пороге и бросает на меня беглый взгляд.
– Кудряшка, идём со мной.
Ненавижу её! Кудряшка?
Ненавижу-ненавижу-ненавижу!
Спрыгиваю с кровати и иду в сторону двери, не могу себя сдержать, проходя мимо Мишель, довольно ощутимо толкаю её плечом.
– О, да у киски есть коготки? – спрашивает Мишель.
О-о-о, лично для тебя я отращу метровые когти! И заточу их так, что они будут резать металл как масло.
Останавливаюсь и, повернувшись к ней, спрашиваю:
– Почему ты такая сука?
Мишель склоняет голову набок и, постукивая пальцем по губам, раздумывает над ответом, который не приходится ждать слишком долго.
– Сложный вопрос, – в итоге бросает она.
– Не утруждай себя. Можешь не отвечать, но не смей называть меня кудряшкой.
Мишель улыбается, склоняет голову на другой бок и говорит:
– Мы бы подружились с тобой.
– Не думаю.
– О, определённо бы подружились, но не сейчас. И я всё же отвечу. Я сука, потому что лучше быть прожженной сучкой, чем забитым маленьким серым и бесхребетным мышонком.
Мишель шагает вперёд, я иду за ней следом. Прожигаю спину гневным взглядом и надеюсь, что она это чувствует. Мы снова спускаемся вниз и как только Мишель отходит в сторону, я вижу папу. В чистом черном костюме, гладко выбритого и напряжённого. Он быстро сокращает между нами расстояние и сжимает меня в объятиях. Зарываюсь носом в его плечо, и слезы брызгают из глаз. Как же я скучала. Он что-то говорит мне и гладит по волосам. Я хлюпаю носом и ещё сильнее прижимаюсь к нему.
Отстраняюсь и, вглядываясь в лицо папы, не могу поверить, что это действительно он. И тут он спрашивает:
– Джил, что ты тут делаешь? Когда Майкл сказал, что ты здесь, я ему не поверил.
– Я, папа…
Гортань сводит, словно я только что нахлебалась ледяной воды. Лицо папы моментально становится напряжённым, и слабая улыбка пропадает без следа. Он сглатывает и немного наклоняется ко мне.
– Как мама? – спрашивает он, и я не могу солгать.
Хочу сказать неправду, но не могу вымолвить ни единого слова. Слёзы копятся, но я пытаюсь их удержать.
– Она… в порядке, – всё же выталкиваю я.
Папа всего мгновение смотрит мне в глаза, потом зажмуривается. Он стискивает челюсти, а я слышу скрип его зубов.
– Ложь, – тихо говорит он и, открыв глаза, продолжает. – Я вижу, когда ты мне лжёшь.
Ищу глазами мистера Хантера, но его тут нет. Смотрю на Майкла, потом на Мишель, что встала рядом с ним, возвращаю взгляд к папе и признаюсь:
– Мамы больше нет.
Какое-то время папа просто смотрит на меня, его руки на моих плечах, и я чувствую, как они напряжены. Сказанные слова повисают в воздухе и накаляют его до бела.
– Как? – спрашивает папа. Смотрю в его глаза и наблюдаю, как часть его жизни блекнет. Меркнет и рассыпается прямо передо мной.
Меня