Тощий. Макс Игнатов

ва дня до этого. Было ясно, что сейчас в дело вступит артиллерия, и противник будет хорошенько отутюжен. В любом случае наш батальон пока был отведен. Начинало темнеть, мы с пацанами сидели и ужинали, прерывая приятный процесс редкими разговорами. Потом мы с Самсоном вышли покурить, я чуть задержался, а когда шел назад, услышал, что слева в кустах что-то затрещало, и моему взору предстал… кот. Он был до безобразия худ, и, возможно, от этого голова казалась слишком большой, ноги – непомерно длинными, во взгляде же читалась какая-то мольба. При этом он открывал рот – видимо, пытался мяукать, но ничего, кроме шипения, не было слышно. От этой картины мне стало не по себе, а внутри скрутился какой-то комок. Сев на корточки, я постарался погладить кота по голове, но он почти не реагировал, все так же, прищурившись, смотрел на меня и что-то пытался «сказать».

      – Ну-ка, дружище, пойдем-ка, – сказал я ему, ухватил под передние лапы и понес в дом, где мы с бойцами находились.

      Не то, чтобы я по жизни слишком сентиментален, да и время такое – быстро учит жесткости, но вот нес я его, и сердце ныло: ведь живое существо, а почти ничего не весит, и кости как проволока – что ж ты пережил-то, котяра?

      Пацаны встретили меня задорным смехом.

      – Гля, никак трофейный? – Коляныч первым оценил животину. – А чего тощий-то такой?

      С тех пор и пристало – Тощий. Впрочем, кот не был против, на свой «позывной» всегда отзывался или, как минимум, реагировал. Иногда достаточно было произнести «тщщ..», и он уже понимал, что это относится к нему.

      А тогда было огромное желание накормить его до отвала, но Сержик всех стопорнул, предупредив, что так можно погубить животное. Заодно он напомнил, что не только смотрел, как ветеринар у них в деревне коровам под хвосты заглядывал, но и кое-чему у него научился. Пока Тощий доедал остатки тушенки, смешанные с мелко покрошенной галетой, и жадно пил из пустой банки, Сержик его осмотрел и никаких особых болячек не обнаружил.

      – Пока с нами – малость откормим, – резюмировал он, – царапины для него как медали, а блох он сам ничтожит. Кот-то явно дворовой, как без блох? Лишний раз его не жулькайте – и нормально.

      Поев, котяра посмотрел по сторонам, после чего открыл рот и хрипло мяукнул.

      – Это он чего? Спасибо говорит? – Коляныч посмотрел на меня.

      – Наверно, – усмехнулся я.

      Тощий меж тем еще раз глянул по сторонам, пока не увидел меня. Еще раз мявкнув, он подошел и повалился прямо у моих ног. Пацаны захохотали.

      – Хозяин, чего уж…

      Тощий на шум внимания не обратил, только большие уши немного покрутились в разные стороны. Умывшись, он приготовился ко сну. Спал он тоже рядом со мной.

      Утром я разглядел его получше. Окрас у него был полосатый, шерсть короткая. Дикий или породистый – я особо голову не забивал, да и не только я. Царапин на нем действительно было немало, но в основном старые. Блохи его иногда донимали, и тогда Тощий отчаянно кусал себя за ногу, веселя окружающих.

      Ближе к обеду нас отправили в разведку. Тощий увязался за нами.

      – Вот черт полосатый, – Грек, командир группы, не на шутку разозлился. – Надо было кого-то попросить его подержать. Или тебя не брать.

      – Это еще почему? – возмутился я, понимая, впрочем, каков будет ответ.

      – Ты ж его хозяин.

      Вот блин! Я открыл рот, чтобы ответить, и тут Тощий шмыгнул между нами и унесся вперед – в том направлении, куда нам предстояло двигаться. Мы с Греком одновременно сплюнули.