Давид Диоп

Ночью вся кровь черная


Скачать книгу

отцом и матерью Мадембы, зная, что это ты убил его, довел до конца то, что начал противник с голубыми глазами?»

      Нет, я знаю, я понял, я не должен был слушать этот голос, взорвавшийся у меня в голове. Мне надо было заглушить его, пока еще было время. Мне надо было уже тогда начать думать самостоятельно. Я должен был, Мадемба, добить тебя как друг, чтобы ты перестал плакать, метаться, извиваться, пытаясь засунуть обратно в живот то, что из него вывалилось, хватая ртом воздух, будто только что выловленная рыба.

      V

      Видит Бог, я был безжалостен. Я послушал моего друга, я послушал врага. Так что, когда я ловлю противника, когда читаю в его голубых глазах те вопли, которые его рот не может испустить к небу войны, когда его вспоротый живот превращается в кашу из сырого мяса, я наверстываю упущенное, я добиваю врага. Уже после второй мольбы, когда он умоляет меня глазами, я перерезаю ему горло, как жертвенному барану. То, чего я не сделал для Мадембы Диопа, я делаю для моего врага с голубыми глазами. Я снова стал гуманным.

      А потом я забираю его винтовку, предварительно отрубив ему тесаком правую руку. Это долгое и очень-очень трудное дело. Я возвращаюсь обратно, проползая под колючей проволокой, по деревянным колючкам, торчащим из липкой грязи, в наш окоп, раскрывшийся, словно женщина, навстречу небу, весь измазанный кровью противника. Я похож на статую, вылепленную из грязи и крови, от меня так воняет, что даже крысы разбегаются прочь.

      Мой запах – запах смерти. Смерть пахнет внутренностями, вывороченными из священного сосуда человеческого тела. На открытом воздухе внутренности любого человека, любого животного портятся. От самого богатого до самого бедного, от самой красивой женщины до самой уродины, от самого умного животного до самого глупого, от самого сильного до самого слабого.

      Смерть – это разложившийся запах нутра, и даже крысам становится страшно, когда они чуют, как я ползу под колючей проволокой. Они пугаются вида смерти, которая движется, приближается к ним, и разбегаются. Они разбегаются от меня и в окопе, даже когда я мою свое тело и стираю одежду, когда мне кажется, что я очистился.

      VI

      После четвертой руки мои товарищи по оружию, боевые друзья начали меня побаиваться. Сначала они от души смеялись вместе со мной, они были рады, когда я возвращался в окоп с винтовкой и рукой противника. Они были так довольны мной, что даже подумывали дать мне еще одну медаль.

      Но после четвертой руки противника они стали смеяться не так открыто. Белые солдаты стали думать (я читал это в их глазах): «Странный этот шоколадный». И остальные, такие же, как я, «шоколадные» солдаты из Западной Африки, стали думать (я тоже читал это в их глазах): «Странный этот Альфа Ндие из деревни Гандиоль неподалеку от Сен-Луи, что в Сенегале. С каких пор он стал таким странным?»

      И белые, и шоколадные, как говорит командир, все так же хлопали меня по плечу, но их смех, их улыбки стали другими. Теперь они очень, очень и очень меня боялись.