одна, Элли, одна.
Всё больше писем на стене забугрилось. Элли завопила и забила по ним, но руки её дёрнуло внутрь бумаг, и они исчезли до запястья. Курган писем был у самого её лица, и Элли подумалось, что она различает под бумагой очертания глаз, затем носа. Она закричала, и стена выпустила её, и она упала на спину.
Крохотная хрупкая фигура отделилась от стены, смахивая с себя клочки бумаги. Она выглядела как дитя, забинтованное с головы до пят. Лишь шея, плечи, подбородок и рот были обнажены, кожа цвета снега. Волосы торчали на затылке перебинтованной головы густыми, слипшимися от крови прядями.
– Нет, – зашептала Элли. – Ты можешь вернуться.
Она неловко поднялась и отшвырнула фигуру к стене. Только вместо того, чтобы удариться о стену, дитя прошло насквозь, затянутое бумагами.
Элли повернулась кругом, её прерывистое дыхание заполнило пустой проход.
Дитя возникло из противоположной стены, улыбнулось и наклонило к ней свою голову. Элли чувствовала, как оно смотрит на неё, хотя глаза были спрятаны под одинарным туго натянутым полотном окровавленной ткани.
– Я одолела тебя, – сказала она.
– Но не уничтожила, Элли, – ответило забинтованное существо. Голос оного звучал как два, говорящих вместе: один голос детский, другой – глубокий и древний. – Никак не уничтожила. Я всегда буду рядом, когда ты будешь нуждаться во мне.
– Я не нуждаюсь в тебе.
– Ты нуждаешься в друге, верно? Сиф так счастлив со своими новыми друзьями. Хотя… ах, – дитя вздохнуло с глубоким удовлетворением, – ты бы предпочла, чтобы у него не было других друзей, кроме тебя, верно? Ах, Элли, и я думал, что это я чудовище.
– Замолкни, – прошипела Элли.
Влажное клокотание вскипело в глотке дитя. Звук нисколько не походил на человеческий смех.
– Я скучал по тебе, Элли, как же я по тебе скучал!
Акт смеха, похоже, обессилил оного, и оный привалился к стене, ногти зацарапали бумагу, когда оный попытался встать.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Элли. Ей хотелось плакать, но она не позволила себе показать ни малейшей слабости перед оным.
– Тебе не скрыть от меня свою грусть, – сказал оный, указывая ей в голову. – Я прямо здесь с тобой. Кто другой знает тебя так же хорошо, как я? Анна знала тебя немного, полагаю, но ты оставила её на том злом, прогнившем острове. Однако же принесла меня с собой…
– Если бы я могла устроить всё наоборот, уж поверь мне, я бы так и сделала, – бросила Элли.
– Этот остров, напротив, почти райский, верно? И эта Королева, о, я слышал, что она Сосуд, совсем как ты.
Элли стиснула руки в кулаки в карманах бушлата.
– Островитяне говорят, что ты боишься её.
– Слухи, – сказало дитя. – Ты думаешь, а вдруг она сможет избавить тебя от меня? Или даже уничтожить меня? Но кто тогда поговорит с тобой? Сиф? Он нашёл себе занятие получше. А-а-а… но эта Королева. Ты думаешь, она станет твоим другом? Ты думаешь, она будет мудрой, изобретательной, заботливой. Похожей на тебя, полагаю? Ты так думаешь, Элли? Что она станет ценить тебя, уважать тебя. Хвалить тебя. Ведь ты этого хочешь,